— Рэндом говорит, что это твоя песня, — прервавшись,
сказала она.
— Это было очень, очень давно, Виала.
— А в последнее время ты ничего такого не сочинял?
Я хотел было покачать головой, потом спохватился и сказал
вслух:
— Нет. Эта часть меня... отдыхает.
— Очень жаль. Такая прелестная мелодия!
— Настоящий-то музыкант в нашей семье как раз Рэндом.
— Да, он очень хорош. Но сочинять и исполнять – очень
разное дело.
— Верно. Когда-нибудь, когда все успокоится... Скажи, а
ты счастлива здесь, в Амбере? Все ли тебе здесь по вкусу? Нет ли у тебя в чем
нужды?
Виала улыбнулась:
— Мне лишь бы Рэндом был рядом. Он такой хороший!
Я был как-то странно тронут ее детской, восторженной манерой
говорить о нем.
— Раз так, то я очень рад, — сказал я. И прибавил: —
Рэндом значительно моложе нас... он, возможно, переживал многое более болезненно,
чем остальные. Нет ничего более бессмысленного, чем рождение в семье еще одного
принца, когда их и без того целая армия. Впрочем, в его детских горестях я не
менее виновен, чем другие. Как-то раз мы с Блейзом высадили его на крошечный
островок к югу отсюда, и он провел там два дня...
— ...а Джерард, едва узнав об этом, отправился туда и
вызволил его, — подхватила Виала. — Да, он мне об этом рассказывал. Неужели
твоя вина до сих пор не дает тебе покоя? Ведь прошло столько лет!
— Так ведь и он тоже, наверно, об этом до сих пор не
забыл.
— Нет, Рэндом давным-давно уже вас простил. Он об этом
рассказывал как о веселой шутке. А еще он рассказывал, как вбил гвоздь в каблук
твоего сапога, и гвоздь, выйдя наружу, буквально насквозь проткнул тебе пятку,
стоило тебе этот сапог надеть.
— Так это все-таки был Рэндом! Черт меня побери! А я-то
всегда винил Джулиана...
— Да, тот поступок действительно беспокоит Рэндома до
сих пор.
— Господи, как же давно все это было... — произнес я.
Покачав изумленно головой, я снова принялся за еду, вдруг
ощутив страшный голод. Виала даже несколько минут молчала, давая мне как
следует насытиться. Немного утолив голод, я почувствовал необходимость
что-нибудь сказать.
— Да, так значительно лучше. Значительно! — благодарно
сообщил я. — Знаешь, после этой странной и полной искушений ночи, которую я
провел в Небесном Городе, силы мои явно истощились.
— Получил ли ты там какие-нибудь полезные
предзнаменования?
— Не знаю, насколько полезными они могут оказаться... А
впрочем, лучше иметь их, чем не иметь, А тут что нового?
— По-моему, ничего. От служанки я узнала, что твой брат
Бранд продолжает поправляться. Он хорошо поел сегодня утром, что вселяет
надежду на выздоровление.
— Приятно слышать, — сказал я. — И, по всей видимости,
он уже вне опасности.
— Похоже, что так. Но что это... за череда ужасных и
странных неожиданностей, жертвами которых оказались вы все? Меня это очень
огорчает. Я так надеялась, что ты, может быть, получишь какие-то указания этой
ночью в Тир-на Ног-те!
— Все это ерунда, — ответил я. — Я вовсе не уверен в
ценности подобных указаний.
— Но тогда зачем же... Ох, извини.
Я рассматривал Виалу с каким-то новым интересом. По ее лицу
по-прежнему ничего особенного прочесть было нельзя, но правая ее рука
непроизвольно сжималась и разжималась, поглаживая и пощипывая обивку дивана.
Потом, словно спохватившись, Виала оставила диван в покое. Она, очевидно, была
тем человеком, который уже ответил на свой самый главный вопрос и хочет только,
чтобы об этом больше никто не узнал.
— Да нет, — промолвил я, — ты права: я соврал. Ты
знаешь, что меня там ранили?
Она молча кивнула.
— Это ничего, что Рэндом сказал тебе; я на него не
сержусь, — продолжал я. — Ему всегда было свойственно обо всем судить резко и
сразу вставать в оборонительную позицию. Впрочем, это вовсе не так уж плохо.
Мне только нужно знать, как много ты от него узнала — ради твоей безопасности и
моего спокойствия. Ибо я полагаю, что тебе известно не все.
— Понимаю. Это всегда трудно — приуменьшить опасность в
рассказе... то есть что-то выпустить из него... Видишь ли, Рэндом от меня
практически ничего не утаивает. Я знаю и твою историю, и большую часть историй
остальных членов семьи. Он держит меня в курсе событий и обстоятельств, а также
собственных сомнений и подозрений...
— Спасибо, — сказал я, прихлебывая вино, — теперь мне
уже гораздо легче говорить, и я тоже намерен поведать тебе все — во всяком
случае, обо всем случившемся за то время, что прошло после завтрака до сего
момента...
Так я и поступил.
Виала порой улыбалась во время моего рассказа, но ни разу не
прервала меня. Когда же я закончил, она спросила:
— Так ты боялся, что упоминание о присутствии в нашей
жизни Мартина огорчит меня?
— Мне казалось, что это возможно, — признался я.
— Нет. Как раз напротив... Видишь ли, я знала Мартина в
Ребме еще совсем маленьким. И позже, когда он начинал подрастать... И всегда
очень его любила. Так что, даже если бы он не был сыном Рэндома, он все равно
оставался бы мне дорог. А теперешняя забота и беспокойство Рэндома о нем мне
даже приятны, ибо я знаю, что они своевременны и пойдут на пользу им обоим.
Я покачал головой.
— Мне за мою долгую жизнь нечасто приходилось встречать
таких женщин, как ты, — искренне сказал я. — Я рад, что наконец мне повезло и
мы с тобой встретились.
Она рассмеялась:
— Ты ведь тоже долгое время был незрячим?
— Да, а что?
— Слепота может наполнить человека горечью, но она же
способна дать ему великую радость среди людей и вещей, которые ему близки.
Мне не нужно было вспоминать ощущения тех дней, когда я
оставался слепым, чтобы догадаться: я-то определенно принадлежу к первому типу
людей, даже если сбросить со счетов те обстоятельства, при которых меня
постигло это страшное несчастье. Очень жаль, но таков уж я. Действительно,
очень жаль!
— Ты права, — сказал я. — И тебе повезло.
— На самом деле это всего лишь состояние сознания — то,
чего способен легко достичь Властитель Теней.
Виала встала.
— Мне всегда хотелось знать, какой ты, — сказала она. —
Рэндом, конечно, описывал тебя, но это не совсем то... Можно мне?..
