Мы довольно долго ехали неподалеку от нее, постепенно
приближаясь к темной полосе. И скоро нас разделяла только сотня футов.
Пятьдесят…
Наконец, как я ожидал, обе дороги пересеклись.
Я натянул поводья, набил трубку и раскурил ее, не отрывая
глаз от дороги. Звезда и Огнедышащий Дракон явно остерегались темной полосы,
внезапно оказавшейся перед ними. Кони ржали и пытались сойти на обочину.
Дорога пересекала черную полосу наискось, и часть ее
скрывали от взгляда невысокие скалы. Темноту густо обрамляла черная трава,
островки ее попадались и у подножия скал. Повсюду липли клочки тумана, над
впадинами клубились дымки. Над темной полосой стояла легкая мгла, и небо сквозь
марево казалось темным и грязноватым. В предстоящей тьме царило молчание, не
имевшее ничего общего с покоем, словно кто-то невидимый спрятался там, затаив
дыхание.
А затем раздался визг. Девичий. Или, может быть, пожилой
дамы в отчаянии?
Доносился он справа, прямо из-за холмов. Подозрительно. Черт
побери! Или же это всерьез?
Я перебросил поводья Ганелону, соскочил на землю, выхватил
Грейсвандир.
— Пойду посмотрю, — сказал я, повернулся направо и
перепрыгнул через придорожную канаву.
— Не задерживайся! — крикнул мне вдогонку Ганелон.
Раздвигая кусты, я дошел до каменистого склона, продрался
через такие же заросли с обратной стороны и полез вверх по следующему, еще
более высокому откосу. Визг повторился, и до меня донеслись новые звуки.
А потом я добрался до верхушки холма, откуда открывался вид
вдаль.
Чернота начиналась внизу футах в сорока от меня, безобразие
творилось уже в ней — еще футов на сто пятьдесят подальше.
Черно-белую картинку нарушало одно лишь пламя. Женщина в
белом платье — черные волосы разметались по плечам — была привязана к одному из
темных деревьев. Ноги ее тонули в тлеющем хворосте. Полдюжины волосатых
альбиносов-мужчин, почти нагишом, продолжая на ходу раздеваться, копошились
вокруг, бормотали и хихикали, тыкали в женщину и в огонь палками, что были у
каждого, время от времени хватаясь за чресла. Языки пламени лизали одежду
женщины, уже начинавшую тлеть. Длинное одеяние было разодрано в клочья, мне
была видна ее дивная фигура, хотя дым скрывал лицо.
Я рванулся вперед на Черную Дорогу, перепрыгнув через
длинные вьющиеся травы, и врезался в толпу. Я срубил на ходу голову одному и
пронзил мечом второго, прежде чем кто-нибудь из них что-то понял. Остальные
повернулись ко мне, выставив палки, размахивая ими и крича.
Грейсвандир не останавливался, пока все они не умолкли и не
свалились на траву. Из тел текла черная жижа.
Я обернулся и, задерживая дыхание, затоптал огонь. А потом
приблизился к даме и разрезал ее путы. Рыдая, она рухнула в мои объятия.
И только тут я увидел ее лицо, точнее, отсутствие оного. Ко
мне была обращена овальная маска слоновой кости, совершенно ровная и гладкая,
лишь с двумя небольшими прямоугольными прорезями для глаз.
Я оттащил женщину подальше от кострища и черных луж. Тяжело
дыша, она липла ко мне, прижимаясь всем телом. Выждав какое-то время, я
попытался освободиться, но она не отпускала меня, проявив неожиданную силу.
— Теперь все в порядке. — Я сказал это или что-то
столь же заезженное и уместное в подобном случае, но она и не думала отвечать.
Женщина крепко обхватила мое тело, неуклюже и ласково
поглаживая, что не могло не обеспокоить меня. Она становилась все желаннее и
желаннее. Вдруг я понял, что глажу ее по волосам, ласкаю ее грудь…
— Теперь все в порядке, — повторил я. — Кто
ты? Почему тебя жгли? Кто они?
Она не отвечала. И теперь уже не рыдала, просто тяжело дышала,
но уже по-другому.
— Почему на тебе эта маска?
Я потянулся за ней, она отклонила голову назад.
Впрочем, это было не так важно. Я был безволен, обессилен,
как боги эпикурейцев, но что-то холодное, трезвое внутри меня отдавало себе
отчет в неестественности подобной страсти. Однако я желал ее и был уже готов
для этого.
Тут меня окликнул Ганелон. Я хотел повернуть голову, но
женщина не позволила мне. Я был удивлен ее силой.
— Дитя Амбера, — раздался полузнакомый
голос. — Мы обязаны тебе за все, что ты дал нам, и сейчас ты полностью
станешь нашим.
Голос Ганелона донесся до меня снова — мощный поток
богохульств.
Все свои силы бросил я против этой хватки, и она ослабла.
Моя рука потянулась вперед — я ухватился за маску.
Женщина сердито вскрикнула, а потом процедила четыре слова:
— Амбер должен быть разрушен!
Лица под маской не было. Под ней не было ничего… совсем.
Одежда ее осела вниз и повисла на моих руках. Она… точнее
оно… исчезло.
Быстро обернувшись, я увидел на краю Черной Дороги Ганелона.
Он стоял в неловкой позе с неестественно вывернутыми ногами. Клинок его
методично вздымался и падал, но с кем он воюет, не было видно. Я побежал к
нему.
Черная трава, через которую я перепрыгнул, опутала его ноги
полностью. Он перерубал эти путы, а другие стебли раскачивались вблизи, словно
пытаясь вырвать из его руки меч. Ганелон сумел почти освободить левую ногу и
качнулся вперед, чтобы сделать шаг.
Я обошел его со спины, стараясь держаться подальше от травы,
и отбросил в сторону маску, которую, как оказалось, еще сжимал в руке. Она
упала на землю у края Тьмы и сразу же вспыхнула.
Подхватив Ганелона под руки, я оттащил его; куст яростно
сопротивлялся, но я все же одолел. Перепрыгивая через темные травы, что
отделяли нас от мирной, ручной травки, я отнес товарища за дорогу.
Поднявшись, Ганелон некоторое время не отпускал меня, потом
согнулся и стал растирать ноги.
— Онемели, — сказал он, — словно отнялись.
Я помог ему добраться до фургона. Ухватившись за него, он
сумел притопнуть.
— Покалывает. Начинают приходить в себя… о-о!
Наконец он прохромал к передней части фургона. Я помог ему
забраться на сиденье и сам вспрыгнул следом.
Ганелон вздохнул.
— Стало получше, — заулыбался он, — чуть-чуть
отошли — эта дрянь просто высосала из них всю силу. И из всего меня тоже. Что
случилось?
— Дурное знамение наконец оправдалось.
— Что теперь?
Я взял поводья и спустил тормоз.
— Придется переехать. Нужно узнать получше, что это за
мерзость. Держи клинок наготове.
