— Ты демон.
— Мне часто говорили это. Надоело спорить.
— Возьмешь меня с собой?
— Если ты в самом деле хочешь, возьму, но этот Авалон
будет не совсем тем, что ты знал.
— Нет, я имею в виду Амбер.
— Ты спятил!
— Отнюдь. Я давно хочу наконец увидеть этот сказочный
город. После того, как я снова увижу Авалон, мне приятно будет приложить руки к
чему-нибудь новому. Разве я был плохим генералом?
— Нет, конечно.
— Тогда научи меня, как воевать этими штуками —
ружьями, как ты их называешь, — и я буду рядом с тобой в величайшей из
битв. Мне осталось не так уж много лет, я знаю. Возьми меня с собой.
— И тогда скорее всего кости твои будут белеть под
Колвиром, рядом с моими.
— Исход какой битвы предрешен заранее? Я, пожалуй,
рискну.
— Ну, как хочешь, не возражаю.
— Благодарю тебя, повелитель.
Мы заночевали, а с рассветом отправились обратно в замок.
Там я стал разыскивать Лоррейн и узнал, что она бежала с одним из прежних
любовников, капитаном по имени Мелкин. Конечно, вышло нескладно. Жаль, что она
не дала мне возможности оправдаться, объяснить эту нелепость.
С удивлением я обнаружил, что Лоррейн стала для меня кое-что
значить, и этот неразумный ее поступок ранил меня. Я надеялся, что она хотя бы
переговорит со мной перед разлукой. И если потом решит предпочесть своего
смертного капитана — что ж, я охотно благословлю их. Если же нет… Я понял, что
она нужна мне, что она должна быть рядом со мной. А прекрасный Авалон подождет,
сперва надо узнать, окончен ли мой последний роман или нет…
И я решил отправиться следом.
Оседлал Звезду, я обратил голову на ноющей шее лицом в ту
сторону, куда они скорее всего направились, и поскакал.
Винить ее, собственно, было не в чем. В замке меня встречали
теперь не как убийцу рогатого, не как освободителя от зла. Память об их Корвине
еще не изгладилась, и помнили они демона.
Люди, с которыми я бок о бок трудился и воевал, смотрели на
меня не просто со страхом… Мельком глянув, они тут же отводили глаза и молчали.
Быть может, все боялись, что я захочу остаться править ими. И все они, кроме
Ганелона, наверно, почувствовали облегчение, узнав, что я ускакал неизвестно
куда. Ганелон же боялся, что я не вернусь и обману его. Поэтому-то он и
предложил мне тогда свою помощь. Но такие вещи следует делать самому — в
одиночестве…
Я ехал по оставленному конями следу, а в кустах щебетали
птицы. День был ясен, небо голубело, вокруг царил мир — ведь грязное пятно
исчезло с этой земли. И я был даже чуточку счастлив — мне удалось поправить
хоть малую толику того, что сам и натворил. Зло… В этом зле я был повинен
больше всех прочих, замешанных в этой истории. Не знаю, где и как в моей жизни
прицепилась ко мне совесть, но теперь она могла малость потешиться. А когда я
сяду на трон в Амбере, то дам ей воли побольше… Так думал я. Ха!
Я ехал на север, по местам, совершенно мне незнакомым.
Передо мной был четкий свежий след двух всадников. Весь день до самой темноты я
не спускал с него глаз, время от времени спешиваясь, чтобы Приглядеться
внимательней. А когда глаза стали подводить меня, я заметил неподалеку, по
левую руку, небольшой овраг и заночевал там. Конечно, лишь из-за боли в шее мне
приснился рогатый и битва. «Помоги нам, а мы поможем тебе вновь обрести
твое», — сказал он. Тут я моментально проснулся с проклятием на устах.
Когда утро выбелило небо, я оседлал коня и отправился
дальше. Ночь была морозной, да и день тянулся ко мне своими холодными лапами.
На траве поблескивал иней, а плащ отсырел, послужив мне вместо постели.
К полудню в мир вернулось что-то похожее на тепло, след стал
свежее. Я настигал их.
А потом увидел ее, спрыгнул с коня и бросился к тому кусту
шиповника без единой розы, под которым она лежала. Шипы расцарапали ей плечо и
щеку. Ее убили недавно — кровь на ране еще не запеклась. Клинок вошел в грудь —
и тело еще не остыло.
Камней, из которых можно было соорудить каирн, поблизости не
было. Срезав дерн Грейсвандиром, я уложил ее на покой. Спутник содрал с убитой
все браслеты, кольца, заколки с драгоценными камнями — все ее состояние. А
когда я стал покрывать тело своим плащом и мне пришлось прежде закрыть ей
глаза, тут рука моя дрогнула… и глаза затуманились… надолго.
Потом я вновь отправился по следу и быстро нагнал его. Он
несся, словно его преследовал сам дьявол, что, собственно, было недалеко от
истины. Я молча, не произнося ни слова, выбил его из седла на землю. Он обнажил
меч, но свой я доставать не стал. А потом забросил его изломанное тело на
высокий дуб. И когда оглянулся, воронье уже слетелось на пир.
Все кольца, браслеты и заколки вернул я на законное место, а
потом покрыл тело дерном. Прощай, Лоррейн. Все, чем ты была и хотела быть,
окончилось. Недолгим вышло наше знакомство. И рассказ мой о том, как в стране,
что звалась Лоррейн, я встретил женщину по имени Лоррейн, закончен… В нем
отразилась вся моя жизнь, ведь я — принц Амбера, а значит, часть и соучастник
всякого зла, что творится в мире, именно потому, когда я говорю о совести,
кто-то внутри меня отвечает: «Ха!». В зеркалах многих суждений руки мои
обагрены кровью. Я часть зла, царящего в мире и в Тени. Иногда я воображаю себя
злом, которое существует, чтобы бороться с иным злом. Я уничтожаю всех
Мелкиных, каких только повстречаю, и в тот Великий день, который предрекают
пророки и в который они вовсе не верят, в тот день, когда мир будет полностью
очищен от скверны, я тоже кану во тьму, глотая проклятия. Возможно, это
случится и раньше, как я теперь предвижу. Но как бы там ни было — до того дня
не умою я рук своих и не останутся они праздными.
Повернув лошадь, я отправился назад, в Твердыню Ганелона; он
теперь узнал меня, но никогда не поймет.
Глава 4
Вскачь по странным и диким путям, что вели к Авалону, ехали
мы с Ганелоном; по кошмарным и дивным долинам, под медной ладьей солнца,
ночами, раскаленными добела и серебряными, когда в небе поблескивали алмазы и
белым лебедем плыла луна.
Заря протрубила в зеленой весенней роще. Мы переправились
через широкую реку, а горы впереди побелели за ночь. Я выпустил стрелу своего
желания в грудь полуночи, и, загоревшись над головой, она метеором умчалась на
север. Единственный попавшийся нам по дороге дракон оказался хромым и, едва
завидев нас, попыхивая дымом, заковылял в сторону, испепеляя дыханием маргаритки.
Стаи ярких птиц стрелками указывали нам путь, звонкое эхо от хрустальных озер
повторяло наши слова. Я ехал и пел, а чуть погодя начал подпевать мне и
Ганелон. Так мы ехали целую неделю; небо и ветер — все указывало на то, что
Авалон теперь близок.
