Разумеется, это было утро битвы, наш лагерь стоял в холмах у
Круга. Несколько раз на нас нападали — это были небольшие партизанские стычки.
Истребив нападавших, мы следовали дальше. Достигнув заранее намеченного района,
мы разбили лагерь, расставили стражу и отправились отдыхать. Наш сон не
потревожил никто. Я проснулся, размышляя, неужели все сестры и братья думают
обо мне то же, что и я о них. Это было бы грустно.
Уединившись в небольшой рощице, я налил в шлем воды, взбил
пену и сбрил бороду. А потом, не торопясь, оделся в свои поношенные цвета.
Теперь я вновь был тверд как камень, черен как земля, и суров как дьявол.
Сегодня — тот самый день.
Я надел кольчугу, шлем, надвинул забрало, перепоясался,
сбоку пристегнул Грейсвандир. Потом заколол плащ на шее булавкой в виде
серебряной розы.
Тут за мной явился посланец известить о том, что почти все
готово.
Я поцеловал Лоррейн, которая все же настояла на том, что
будет здесь. А потом уселся на свою чалую по кличке Звезда и отправился вперед.
По дороге ко мне присоединились Ганелон и Ланс.
— Мы готовы, — дружно сказали оба.
Я вызвал офицеров и дал им инструкции. Они отсалютовали,
повернули коней и разъехались.
— Теперь недолго, — сказал Ланс, раскуривая
трубку.
— Как твоя рука?
— Хорошо, — ответил он. — А после твоей
вчерашней обработки даже чудесно.
Я поднял забрало и закурил.
— Ты сбрил бороду, — удивился Ланс. — Не могу
даже представить тебя без нее.
— Так шлем прилегает лучше, — ответил я.
— Желаю нам удачи, — сказал Ганелон. — Не
знаю никаких богов, но если кто-нибудь из них позаботится о нас, я буду ему
благодарен.
— Бог един, — отвечал Ланселот. — И молю, чтобы
Он не оставил нас Своей милостью.
— Аминь, — закончил Ганелон, зажигая
трубку. — На весь этот день.
— Он будет наш, — сказал Ланс.
— Конечно, — ответил я. А солнце своим краем
растревожило восток и утренних птиц в ветвях. — Похоже на то.
Докурив, мы выбили трубки и упрятали в кисеты. Потом
затянули все ремни и застегнули пряжки доспехов.
Ганелон сказал:
— Ну что же, начнем.
Офицеры отрапортовали, мои воины были готовы.
Спустившись по склону, мы собрались у границы Круга. Внутри
ничто не шевелилось, войска не было видно.
— Интересно, как насчет Корвина? — произнес
Ганелон.
— Он с нами, — заверил я его, и Ганелон посмотрел
на меня странным взглядом, словно впервые заметив розу, а потом резко кивнул.
— Ланс, командуй, — сказал он, когда все
собрались.
Ланс извлек клинок. Отзвук его клича «В атаку!» эхом
прогромыхал вокруг.
Мы беспрепятственно въехали в Круг на полмили, и тут
началось. В авангарде нас было пять сотен всадников. Появилась черная конница,
мы встретили ее.
Через пять минут они были сломлены, мы двинулись дальше.
Тогда мы услышали гром.
Засверкали молнии, хлынул дождь. Наконец разразилась гроза.
Тонкая линия пехоты с копьями обреченно преграждала нам
путь. Все чувствовали засаду, но обрушились на них. Тотчас же кавалерия
навалилась на фланги.
Мы развернулись и схватились всерьез.
Прошло, наверно, минут двадцать…
Мы держались, поджидая главные силы.
А потом оставшиеся две сотни или около того поскакали
дальше.
Люди. Мы убивали людей, и они убивали нас — мрачные люди с
серыми лицами. Но мне нужен был один, другой…
Перед нами открылся спуск, далеко впереди раскинулась темная
цитадель.
Я поднял клинок.
Мы спускались, они нападали. Шипели, квакали… Люди у него,
кажется, закончились. Грейсвандир полыхал в моей руке — пламень, молния,
портативный электрический стул. Враги приближались. Я убивал их, и они сгорали,
умирая. Справа Ланс сеял такой же хаос в рядах атакующих, что-то бормоча себе
под нос, — разумеется, молился за убитых. Слева наотмашь косил Ганелон,
оставляя за своей спиной только костры.
Цитадель в блеске молний все приближалась.
Оставшаяся сотня бурей мчалась вперед, адские твари ложились
нам под ноги.
У ворот нас встретила пехота: люди и твари. Мы ринулись в
бой.
Их было больше, но выбора у нас не оставалось. Ведь мы и так
слишком оторвались от своей пехоты. Я, впрочем, не видел в том беды. Время,
теперь все решало время…
— Надо пробиться! — выкрикнул я. — Он там,
внутри!
— Он мой! — отвечал Ланс.
— У меня на него претензий нет, — отозвался
Ганелон, разваливая нечисть могучим ударом. — Если сумеете, прорывайтесь!
Я помогу!
И мы разили, разили и разили, а потом удача обратилась лицом
к ним. Они напирали: уроды, в которых человеческое мешалось со звериным, и
люди. Мы сбились в плотный клубок, отражая удары со всех сторон. Тут появилась
наша пехота, с головы до ног заляпанная грязью, и с ходу бросилась на врага. Мы
вновь пробились к воротам; теперь нас оставалось сорок или пятьдесят.
Мы ворвались во двор. Там тоже были воины противника…
Лишь дюжина сумела пробиться к подножию черной башни, где нас
мечами встретила стража.
— Туда! — крикнул Ганелон, когда мы соскакивали с
коней.
— Туда! — крикнул Ланс, и я не понял, кому это
адресовано. Я все-таки решил, что мне, оставил в стороне сражающихся и кинулся
вверх по лестнице.
Он должен быть там, в самой высокой башне, и мне надлежит
встретить его лицом к лицу и повергнуть. Я не знал, по силам ли мне это, но
обязан попробовать. Ведь только я знал, откуда явился он сюда, и только
благодаря мне он сумел сделать это…
Наверху была тяжелая деревянная дверь. Я толкнул — она
оказалась запертой. Я ударил изо всех сил. Дверь с грохотом рухнула.
Он стоял у окна. Закован в легкую броню, козлиная голова на
широких плечах.
Я переступил порог и остановился.
Он обернулся на грохот и теперь пытался уловить мой взгляд
за сталью забрала.
— Смертный, ты зашел слишком далеко, — проговорил
враг. — Впрочем, смертен ли ты? — И в руке его сверкнул клинок.
