Глава 1
Выпрыгнув на берег, я сказал: «Прощай, «Бабочка»!» — и
суденышко скользнуло с отмели на глубокую воду. Я знал, что лодка вернется к
маяку Кабры — остров находился рядом с Тенью.
Потом я обернулся к черной гряде деревьев вдоль берега —
дальний путь предстоял мне теперь — и направился к ним, слегка забирая в
сторону. Лес зябко цепенел в предутренней прохладе, однако все было чудесно.
Правда, я недобрал в весе килограммов двадцать пять и в глазах у меня порой
двоилось, но дело повернулось к лучшему. Мне удалось бежать из темниц Амбера и
слегка поправиться, спасибо безумцу Дворкину и пьянице Жупену. А теперь я
должен был разыскать место, что походило на другое место — которого более не
существовало. Я нашел тропу. Я пошел по ней.
Через некоторое время я остановился у дерева, которое должно
было расти здесь. Я пошарил в дупле, извлек свой серебряный клинок и пристегнул
к поясу. Неважно, что он остался где-то в Амбере. Сейчас он был здесь, потому
что лес, где я шел, уже был в Тени.
Так я шел несколько часов, а солнце незримо болталось где-то
за левым плечом. А потом передохнул и пустился дальше. Как здорово это было:
видеть листья и скалы, стволы деревьев и пни, траву и черную землю. И вновь ощущать
дивные летние запахи, слышать ни с чем не сравнимое лесное жужжание и
чириканье. Бог мой! Как дорожил теперь я глазами! После почти четырехлетней
тьмы я обрел их вновь… Не хватало слов. Даже просто разгуливать на воле…
И я шел. Утренний ветерок колыхал мой изодранный плащ.
Должно быть, я выглядел лет на пятьдесят: изможденный, морщинистый, тощий. Кто
теперь меня узнает?
Я шел, шел сквозь Тени, точно зная, куда иду. Но до конца
пути не добрался. Наверное, я стал слишком мягким. Случилось вот что…
На обочине валялись семеро, и шестеро из них были мертвы,
лежа в лужах крови, в различной степени расчлененные. Седьмой полулежал,
привалившись к замшелому стволу древнего дуба. Клинок поперек коленей, из
обширной раны в правом боку все еще сочилась кровь. Без брони, хотя кое на ком
из мертвецов доспехи были. Серые глаза начинали стекленеть. Костяшки пальцев
были ободраны, дыхание еле заметно.
Из-под кустистых бровей незнакомец, как вороны выклевывают
глаза у трупов. Меня он, похоже, не видел.
Надвинув капюшон пониже, я наклонил голову, чтобы скрыть
лицо, и подошел поближе. Я некогда знал этого человека — или другого, очень на
него похожего.
Клинок шевельнулся. Острие обратилось ко мне.
— Я друг, — сказал я. — Пить хотите?
Немного поколебавшись, он кивнул:
— Да.
Я откупорил фляжку и подал ему.
Он отхлебнул, закашлялся, выпил еще.
— Благодарю вас, сэр, — сказал раненый, возвращая
фляжку. — Жаль только, что нет чего-нибудь покрепче. Чертова царапина!
— Есть и покрепче. Если вы считаете, что осилите это.
Я вытащил пробку из малой фляжки и вложил ее в протянутую
руку. От глотка Жупенова зелья он зашелся кашлем едва ли не на полминуты. А
потом улыбнулся левой стороной рта и подмигнул мне.
— Так-то лучше. Вы не будете возражать, если я капну
немного на бок? Ненавижу тратить зря доброе виски, но…
— Если надо, лейте хоть все. Правда, ваши руки сейчас
не выглядят достаточно твердыми. Давайте-ка я помогу.
Он согласился; я распахнул на нем кожаный колет и вспорол
кинжалом рубаху, чтобы видеть рану. Выглядела она скверно — глубокий
опоясывающий разрез сантиметров на десять повыше таза. На руках, груди и плечах
тоже были порезы, но полегче.
Кровь все еще сочилась из большой раны. Я промокнул платком
и досуха вытер кровь.
— Отлично, — сказал я. — Теперь сожмите зубы
и отвернись. — И плеснул жидкость на рану.
Резкая судорога передернула его тело, а затем перешла в
мелкую дрожь. Он даже не вскрикнул — я и не ожидал иного. Я стряхнул носовой
платок и приложил его к ране, забинтовав длинной полосой ткани, которую
пришлось оторвать от собственного плаща.
— Выпьете еще?
— Да, воды, — ответил раненый. — А потом,
боюсь, мне потребуется сон.
Он попил, и тут же голова его склонилась на грудь.
Я сделал ему что-то вроде подушки и прикрыл плащами убитых.
А потом сел рядом и стал следить за веселенькими черными
птицами.
Он не узнал меня. Но кто мог бы узнать меня теперь? Если бы
я открылся ему, тогда, возможно, другое дело. В этом мире мы с ним, наверное,
никогда не встречались, но в некотором роде были связаны.
Я шел сквозь Тень в одно место, очень особое место. Оно
уничтожено, но в моих силах воссоздать его снова, ибо Амбер отбрасывает
бесконечное множество Теней, а сыны Амбера могут перемещаться среди них, по
праву рождения. Зовите Тени параллельными мирами, если хотите, или
альтернативными вселенными, если угодно, или воплощенным бредом, если
осмелитесь. Я зову их — тенями, как и все, кто обладают властью перемещаться по
ним. Мы избираем возможность и движемся, пока не достигнем ее. А значит, в
известном смысле и творим искомый мир. И пока хватит об этом.
Я плыл, я двигался к Авалону.
[1]
Я жил там давно, много столетий назад. Долгая это история, в
ней переплелись и боль, и гордость… Может быть, когда-нибудь я расскажу об
этом, если сумею дожить…
Так я приближался к моему Авалону, но по пути набрел на
раненого рыцаря и шестерых мертвецов. Если бы я прошел мимо, я мог бы
обнаружить и такое место, где рыцарь стоит невредимым в окружении шестерых
покойников, или на место, где он лежит недвижим, а шестеро над ним хохочут.
Некоторые говорят, что так или этак — безразлично, потому что все это —
возможности, а все возможности существуют где-то в Тени.
Мои братья и сестры — пожалуй, кроме Джерарда и Бенедикта —
даже и не оглянулись бы. Но я стал довольно мягкосердечен. Прежде я таким не
был. Наверное, годы в Тени Земля размягчили меня, возможно, муки в темницах
Амбера напомнили о цене людских страданий. Не знаю. Только я не сумел пройти
мимо, узрев страдания человека, который так походил на другого, чьим другом я
когда-то был. Шепни я теперь ему на ухо свое имя, я наверняка услышу в ответ
взрыв проклятий и горестную историю.
Ладно. Такую цену я готов заплатить: поставлю его на ноги и
исчезну. Вреда никакого, и может быть, немного добра — хотя бы для этого
человека.
