– Кого ты имеешь в виду?
– Может, и расскажу… как-нибудь в другой раз.
Я с большим трудом справилась с разочарованием, даже хотела
уйти из гостиной, чтоб не видеть самодовольной физиономии Мигеля с его
совершенно невозможными глазами. Но желание хоть что-нибудь узнать пересилило.
– Когда по телефону я сказала, что мою машину угнали,
ты ответил, что так даже лучше. Почему?
– Не помню, – отмахнулся он.
– Не хочешь говорить? Ну, и не надо. Все-таки глупость
получается. Ты зачем в больницу пошел?
– Здоровье поправить.
– Здоровья ты там лишился. Я думаю, как раз в этой
больнице лежит твой друг. У него фамилия смешная… Рыжак, точно. – Мигель
при этих словах приподнялся, сунул подушку за спину и стал поглядывать на меня
с интересом.
– Ну-ну… тебе это тоже знакомый из ментовки рассказал?
– Это что, страшная тайна? – насторожилась я.
– Какая… все кому не лень знают.
– Он сказал, что этот человек тебе дорог и ты придешь с
ним проститься. Так оно и вышло. Но… зачем тебе понадобилось делать так, чтобы
труп менты нашли? Мог бы запрятать его получше, не совать в первую попавшуюся
машину. Да еще потом самому в нее садиться. Но тебе этого показалось мало, и ты
мне еще позвонил, как будто боялся, что труп не обнаружат, а если обнаружат, то
с тобой не свяжут.
– И что я должен понять во всей этой галиматье? –
удивился Мигель.
– Это я пытаюсь понять. Ты как будто нарочно все делал
так, чтобы милиция узнала: ты в городе. Разве нет?
– Слушай, может, ты крашеная? Уж больно умна для
блондинки.
– Ну и подавись своими тайнами, – отрезала я.
– Да уж какие теперь тайны. На самом деле все
просто, – добродушно начал он. – Мои многочисленные недоброжелатели и
так знали, что я в городе. А вот менты вряд ли. Дожидаться, когда узнают,
времени у меня не было. Не по телефону же им звонить, в самом деле? О том, что
я узнал от мента, упокой господь его душу, своему другу я сообщил сразу.
Списывать со счетов его явно поторопились, старикан еще поживет. И успеет тем,
кто крысятничал, существенно осложнить жизнь, то есть, скорее всего, лишить их
оной, что будет совершенно справедливо. Эти граждане тоже не дураки и попробуют
от старика избавиться. Конечно, его охраняют. Но я подумал, что не будет
лишним, если и менты глаз с его палаты не спустят в ожидании, когда я там
появлюсь. Так и вышло.
– Зачем ты в таком случае пошел в больницу, если был
уверен, что там засада?
– Не мог я с ним не проститься, – Мигель пожал
плечами. – Мне отсюда сматываться надо. И надолго. Кто знает, доведется ли
еще встретиться.
– Ты рисковал, чтобы… – я замолчала,
призадумавшись. В моем привычном мире все было более-менее ясно: мерзавец –
значит, мерзавец. И вдруг… Эти мысли завели меня довольно далеко от темы нашего
разговора, я разглядывала ковер под ногами, потом невпопад спросила: – Как тебя
занесло?
– Куда?
– Во всю эту дрянь. Наркотики, убийства…
Мигель посмотрел внимательно своими разноцветными глазами и
сказал насмешливо:
– Не увлекайся. Я хороший парень только наполовину,
вторая половина – полное дерьмо.
Ближе к вечеру Мигель готовил ужин в кухне. Я паслась
рядышком, делая вид, что помогаю. Странно, от моих страхов и следа не осталось.
Зато любопытство зашкаливало. И я бы, наверное, замучила его вопросами, если бы
Мигель этому не препятствовал.
– Отстань, – сказал он в досаде. – Иди
телевизор смотреть. Позову, когда все будет готово.
Я сочла за благо его послушать.
Ужинали мы при свечах, Мигель облачился в рубашку отца,
выбрал самую дорогую, темно-бордового цвета. Брюки оставил свои. Папина рубашка
шла ему необыкновенно, в свете свечей оба его глаза казались темными, только
один мерцал как бриллиант, а другой был как ночное небо без звезд, вызывая
смутную тревогу.
Я подумала, что веду себя совершенно нелепо, ужинаю с
убийцей и вроде бы получаю удовольствие… Все дело в любопытстве. Просто таких,
как он, мне раньше встречать не доводилось.
– Как мясо? – спросил он, наливая мне вина.
– Изумительно. У тебя талант.
– Не один.
– Я помню.
Вина я выпила немного, решив, что расслабляться не стоит.
– Надо получать удовольствие от жизни, –
нравоучительно изрек Мигель. – Никогда не знаешь, что она выкинет. –
Поужинав, он опять завалился на диван, попросив: – Растопи камин. Что-то меня
знобит.
Камин я растопила и принесла ему плед. Коснулась ладонью его
лба и убедилась, что у него жар. Меня это здорово напугало, но вовсе не из-за
человеколюбия. Что делать, если он свалится с температурой. Врача вызывать? И
как я объясню папе присутствие Мигеля в доме?
Эти мысли погнали меня в ванную искать в шкафу таблетки,
хотя Мигель рылся здесь вчера и не нашел ничего подходящего.
– Я схожу в аптеку, – предложила я.
– Глупости.
– Я не сбегу и не донесу на тебя, если ты об этом. Пока
ты держишь слово, я тоже его держу.
– Я в тебе и не сомневаюсь, – заявил он, правда,
не очень-то я ему поверила. – Знать бы еще наверняка, что возле дома не
пасутся мои дружки. Вдруг они и в самом деле умнее, чем я думаю.
Я вспомнила про визит очкарика и невольно поежилась.
– Надо сделать перевязку и выпить на ночь аспирина.
С этим он согласился. Я помогла ему раздеться, принесла
папин халат взамен рубашки и приступила к врачеванию. На мой взгляд, рана
Мигеля выглядела даже хуже, чем вчера. Он постанывал, когда я касалась его
ребер, на щеках у него появился нездоровый румянец. Я перепугалась
по-настоящему. После перевязки он как будто задремал, а я, включив торшер,
сидела рядом и даже дышать боялась. Часов в двенадцать и меня потянуло в сон, я
пыталась решить, что разумнее – остаться здесь или идти в спальню. Мигель вдруг
открыл глаза.
– Воды принеси. – Я сбегала за водой. Он выпил
жадно, вернул стакан и сказал: – Ложись рядом.
– Еще чего, – возмутилась я.
– Мне сейчас не до секса. Нуждаюсь исключительно в
человеческом тепле. И о тебе забочусь. Ты ведь не уйдешь, значит, будешь сидеть
всю ночь в кресле. К чему такие страдания.
– Я лучше пострадаю.
