Она радовалась тому, что день морозный, и люди хорошие, и много их, так, оказывается, много, и она среди них, и вот этот человек, имени которого она не помнит, но какая разница – имен тех, кто стоит рядом с нею, она не то что не помнит, а даже не знает, но это не мешает ей чувствовать свою с ними связь.
– Пожалуйста, хоть сейчас не исчезайте, – сказал он. – Скажите мне свой телефон. А вообще я здесь близко живу, могу прямо сегодня вам булавку отдать, если полчаса у вас есть. – И добавил догадливо: – Меня зовут Сергей Февралев.
– Полчаса у меня есть, – кивнула Саша. – Только вы сейчас не исчезайте. А то вдруг здесь что-нибудь случится и мы друг друга опять потеряем.
– Не потеряем. – В подтверждение своих слов Сергей взял Сашу за рукав шубы. – И ничего здесь не случится.
– А вы откуда знаете? – улыбнулась она.
– Я не знаю. – Он улыбнулся тоже. Саше показалось, что он немного смутился. – Просто по учительской привычке говорю. Должен же кто-то всех обнадеживать.
– Вы учитель?
– Да. Истории.
– То-то пришли на историю посмотреть! – засмеялась Саша.
– Скорее в истории поучаствовать. Хотя и профессиональный интерес тоже есть, это вы правы. Лет через десять буду на уроках рассказывать, что своими глазами видел исторический перелом.
– Если нас до тех пор не посадят и танками не раздавят.
– Не раздавят.
– Учительская привычка?
– Общечеловеческая надежда. Хотя, конечно, ничего хорошего от них ожидать не приходится. Вляпались мы, Александра, в своих правителей. Всей страной вляпались.
Люди вокруг них вдруг качнулись, двинулись, сдвинулись… Кажется, все уже собирались уходить. И как это будет, и вдруг начнется давка? Саша вздрогнула и вцепилась в рукав Сергея Февралева.
– Давайте вместе отсюда выйдем, – попросила она. – Я толпы ужасно боюсь.
– Не бойтесь. – Он тоже сдвинулся, переменил положение, и Саша перестала ощущать людской напор, непонятно даже, каким образом. – Сейчас с моста сойдем, а дальше свободно будет.
Так оно и вышло. Люди медленно потянулись к выходу с Лужкова моста, перешли через сквер. Саша оглянулась. За спинами уходящих было так чисто, как будто кто-то незаметно подмел улицу. Ни окурков, ни рваной бумаги, ни битых бутылок – ничего такого, что казалось Саше неизбежными приметами большой московской толпы. До сих пор казалось.
Сергей Февралев все-таки держал ее за руку до тех пор, пока они не выбрались к Третьяковке.
– Не уходите, пожалуйста, – сказал он. – А то я места себе не находил из-за вашей булавки.
– Да бог с ней, – махнула рукой Саша. – Я вообще думала, что ее гангстеры украли.
– Я должен вам ее вернуть.
Саше показалось, что Сергей обиделся. Ну конечно, он из-за этой булавки дурацкой волновался, искал ее, а она рукой машет!
– Вы ведь сказали, что недалеко живете? – поспешно проговорила она. – Идите за булавкой, я в кафе посижу и вас дождусь. Может, часы в залог отдадите?
Она громоздила одну бестактность на другую, но он, по счастью, был все же не из обидчивых.
Сергей улыбнулся. Саша тоже.
– Мы можем вместе пройтись до моего дома, – сказал он. – Это рядом, на Большой Ордынке. Где Ардовых квартира, знаете?
Саша знала, где квартира Ардовых, и даже бывала в этой квартире. Ее брал туда с собой дед. Ни Пастернака, который в тот день читал там свой перевод «Фауста», ни самих Ардовых она, конечно, не запомнила. Да и разве мог это запомнить маленький ребенок, каким она была тогда? Непонятно даже, зачем дед водил ее туда.
– Ты просто должна знать, что видела этих людей, – сказал он ей много лет спустя. – Я хотел, чтобы ты с этим знанием прожила свою жизнь.
Саша не выполнила дедова желания. Ни разу в своей жизни она не вспомнила о том, что была у Ардовых на Ордынке.
А сейчас – и вспомнила, и обрадовалась этому так, словно речь шла о близких людях. Наверное, это вообще особенность сегодняшнего дня: события, в ее жизни вроде бы совсем незначимые, оборачиваются неожиданной стороной и вызывают радость.
Казалось бы, ну что ей до бесчестно проведенных выборов парламента? Саша и пошла-то на эти выборы только потому, что тягостно молчал в выходные телефон, она маялась дома одна, и надо было хоть куда-нибудь выйти. И вдруг оказалось, что выборы были нечестные – об этом говорили все ее знакомые, о которых она точно знала, что они-то как раз честные, – и все завертелось, заискрило в воздухе, взвилось возмущением, и самой ей стало отчасти противно – ну нельзя же о людей ноги вытирать! – отчасти любопытно – неужели правда люди так возмущены, что на улицу выйдут? – и она пошла на Болотную площадь, и оказалась вдруг среди таких прекрасных людей, которых уже и не чаяла увидеть в Москве.
И то же самое с домом Ардовых на Большой Ордынке. Давно она забыла о том, что дед водил ее туда, и вдруг дом этот явился в ее сегодняшнем дне, и это обрадовало ее так же, как радовало все, что в сегодняшнем дне являлось.
– Пойдемте, – сказала Саша. – С удовольствием прогуляюсь.
Замоскворечье было совсем рядом, они пошли пешком. Толпа, в которой они двигались, становилась все реже, из потока превращалась в ручейки, потом и ручейки поредели, и у метро «Полянка» было уже лишь чуть более людно, чем бывает у метро в обычный московский выходной.
Как будто и не было ничего: ни гудящей толпы у Кремля, ни ощущения какого-то необыкновенного и значимого события. Как будто растворилось все это бесследно в сером декабрьском воздухе и продолжения не будет. Саше даже грустно стало.
Но грусть исчезла так же легко, как появилась.
«А то и будет, что что-нибудь да будет», – подумала она.
– Я не ожидал вас здесь увидеть, – сказал Сергей.
– Почему?
– Во-первых, как я понял из Интернета, вы живете в Вене.
– Я живу везде. А во-вторых?
– Мне казалось, актрисам все это неинтересно.
Он не сказал, что такое «все это», но Саша и так поняла.
– Когда долго живешь в Европе, начинаешь иначе относиться к таким вещам, – сказала она. – Здесь я всегда думала, что политика грязное дело для честолюбцев, да и вообще об этом не думала. А в Париже, или в Вене, или где угодно – чуть что не так, сто тысяч человек выходят. А если что серьезное, то и миллион выйдет. Да все выйдут, сколько есть народу. И довольно скоро начинаешь понимать, что это естественно. Я однажды в Барселоне тоже на демонстрацию ходила, – вспомнила она.
– Это из-за чего же? – удивился Сергей.
– А там оперный театр слишком долго ремонтировали, и все актеры выходили, требовали поторопиться.
– Но здесь не Барселона.
– Так ведь и я не барселонка, – засмеялась Саша. – И объяснила: – Здесь я из-за правил уличного движения страшно рассердилась.
