— Месье Шабане? — быстро проговорила она.
— К вашим услугам, — мрачно отозвался я.
— Но что мы будем делать, если письмо потерялось? — Ее голос слегка дрожал.
Я нервно дернул себя за волосы. Мое воображение уже рисовало растрепанную пожилую даму, которая от нечего делать изуродованными артритом пальцами выводит строчку за строчкой на листе бумаги, чему-то про себя усмехаясь.
— В этом случае, дорогая мадам Бреден, вы напишете еще одно письмо. Засим приятного дня!
«Да напишите вы их хоть сотню, — добавил я про себя, злорадно усмехаясь, когда трубка телефона со щелчком легла на рычаг. — Все равно ни одно не достигнет цели».
Едва я закончил разговор, как дверь приоткрылась и в кабинет заглянула мадам Пети.
— Месье Шабане, — с упреком сказала она, — месье Голдберг вот уже два раза пытался с вами связаться, но вы все время заняты. Сейчас он как раз на линии. Мне сое…
— Да! — закричал я. — Во имя всего святого, да!
Мой друг Адам, как всегда, был исполнен буддийского спокойствия.
— У нас проблема! — набросился я, выслушав его расслабленное: «Hi-Andy-how-is-it-going?»
[14]
— Куда ты вообще запропастился? Я тут кручусь как белка в колесе, а ты не отвечаешь ни по одному из своих дурацких номеров! И почему это у тебя никого нет в офисе? У меня стресс из-за этого проклятого Миллера. Мне звонят ошалевшие старушки и требуют его адрес. «Фигаро» хочет дать о нем материал. Представляешь, что будет, если старик узнает, что на самом деле никакого Миллера нет! Тогда мне точно придется паковать вещи.
В конце концов я был вынужден остановиться, чтобы набрать в грудь воздуха, и Адам воспользовался возможностью вставить словечко.
— Не суетись, мой друг, — сказал он, — все хорошо. Сейчас я тебя успокою. На какой из твоих вопросов мне ответить в первую очередь? — (Я нервно крутил в руках трубку телефона.) — Я летал в Нью-Йорк с издательскими визитами. Меня сопровождала Кэрол, а Гретхен как назло отравилась мидиями, поэтому в офисе никого не было. Семья не упустила случая нанести визит бабушке, которая живет на Брайтоне. Эмма взяла с собой мобильный телефон, но забыла зарядное устройство. А мой принимал только время от времени: связь слишком плохая. Твои сообщения доходили до меня частями и в таком искаженном виде, что ничего понять было невозможно. Закон Мерфи — классический случай.
— Закон Мерфи? — переспросил я. — Очередная твоя увертка?
— Никакой увертки. Просто если все идет косо, не жди ничего хорошего, — ответил Адам. — Это и есть закон Мерфи. Не трусь, Энди! Во-первых, тебе не надо паковать вещи. А во-вторых — мы все уладим.
— Ты хочешь сказать, что это ты все уладишь, — возразил я. — А именно, объяснишь своему милому брату-дантисту, что ему придется денька на два приехать в Париж, чтобы изображать здесь Роберта Миллера. В конце концов, эта затея с фото — твоя. Я вообще не хотел никакого фото, ты помнишь? Но ты не мог упустить ни одной из этих дурацких деталей: портрет, собака, коттедж, юмор. — Тут я запнулся. — Живет вместе со своим йоркширским терьером Роки в коттедже… Роки! — Я буквально выплюнул это слово. — Кому пришло бы в голову так назвать его собаку? Что за ерунда!
— Но это нормально для англичанина, — отозвался Адам.
— Ну да… Как он вообще, твой брат… Я имею в виду, как у него с чувством юмора? А говорить он может? Думаешь, у него получится выглядеть убедительно?
— О… well,
[15]
да… видишь ли… — В голосе Адама послышалась неуверенность.
— Что? Только не говори мне, что твой брат эмигрировал в Южную Америку.
— Нет-нет! Мой брат вообще никогда не ступал на борт самолета. — Тут Адам снова сделал паузу, однако на этот раз в его молчании чувствовалась напряженность.
— И? — наседал я.
— Well… — наконец ответил он. — Есть одна маленькая проблема…
Я застонал. Уж не приказал ли наш английский лжеавтор долго жить?
— Он ничего не знает о книге, — спокойно закончил Адам.
— Что?! — закричал я, и перед глазами у меня поплыли гигантские буквы. — Ты так ему ничего и не сказал? Или это шутка?! — Внутри у меня все клокотало.
— Нет, не шутка, — сухо ответил Адам.
— Но ты ведь говорил мне, что он нашел твою затею забавной. «How very funny» — разве это не его слова?
— Ну, если честно, то мои… — виновато пробурчал мой друг. — Тогда незачем было посвящать его в нашу тайну: ведь книга никогда не издавалась в Англии. И потом, мой брат все равно ничего не читает. В лучшем случае специальную литературу о технических новинках по установке зубных имплантатов…
— Боже мой, Адам, — оборвал его я, — у тебя вообще есть нервы? Как насчет снимка? Я имею в виду, ведь это все-таки его фото.
— Ах, это! Видишь ли, Сэм носит сейчас бороду, и его вряд ли кто-нибудь узнает на этом снимке.
Адам снова успокоился. Я — нет.
— Ну, прекрасно! How very funny! — передразнил я. — И что теперь? Сбреет ли он бороду? Если вообще согласится играть в эту игру, после того как ты ему ни о чем не сказал. Что ты за человек! Невероятно! Ну все, с меня хватит. Я начинаю паковать вещи…
Я бросил взгляд на книжные полки, забитые рукописями, которые мне еще предстояло посмотреть. На огромный рекламный плакат последней выставки Боннара в Гран-Пале, на котором был изображен идиллический пейзаж французского юга. На бронзовую статуэтку, привезенную мной из Галереи Боргезе в Риме и изображавшую убегающую от Аполлона Дафну в момент ее превращения в дерево.
Я тоже представил себя убегающим, только не от бога, а от впавшего в ярость Жана Поля Монсиньяка. Отчего я не могу стать деревом?
«У вас хорошие глаза, — сказал он мне, когда принимал на работу. — Открытые, честные. Мне нравятся люди, которые смотрят прямо в глаза».
Я меланхолично перевел взгляд на симпатичное белое окошко с двойными рамами, из которого виднелись крыши соседних домов, шпиль церкви Сен-Жермен, а в погожие дни — кусочек голубого неба, и глубоко вздохнул.
— Не трусь, Андре, — раздался голос с другого конца провода, — мы все уладим.
«Мы все уладим» — таков, очевидно, был его девиз. Но не мой. По крайней мере, не тогда.
— Сэм мне кое-чем обязан, — продолжал Адам, не обращая внимания на мое молчание. — Он действительно славный парень и, конечно, не откажет, если я его попрошу, поверь. Я позвоню ему сегодня вечером, а потом свяжусь с тобой, о'кей? — (Я обернул телефонный провод вокруг пальца.) — И когда он должен приехать? — спросил Адам.
— В начале декабря, — ответил я, глядя на свой палец.
— Да? Ну так у нас в запасе еще две недели! — обрадованно воскликнул Адам.
