— Гормон играет, — поставила диагноз Светлана Сергеевна.
Кислую заведующая учебной частью попросила успокоиться, а драчунов призвала жить в согласии, после чего порекомендовала всем «возобновить учебный процесс». Данилов счел было инцидент исчерпанным, но уже в самом конце дня по их с Денисом души явилась Катерина, секретарь Мусинского.
— Георгий Владимирович хочет поговорить с вами.
Прямо сейчас.
Некрасивое, со сросшимися на переносице бровями, лицо ее было по обыкновению бесстрастным.
Делать было нечего — пришлось идти. Данилов не сомневался, что Мусинский начнет читать им проповедь.
Так оно и вышло.
— Могу ли я узнать, что вы не поделили? — спросил заведующий кафедрой. — Лариса Александровна так и не дала ответа на этот вопрос. Сказала, что разволновалась и подробностей не помнит.
Отвечать никто не хотел.
— Такая страшная тайна? — всплеснул руками Мусинский.
— Ничего страшного, просто мы поспорили по одному богословскому вопросу, — Данилов ответил своим любимым выражением, которое всегда выручало его в тех случаях, когда правду говорить не хотелось, а молчать было невежливо.
— Вы уже успели прийти к согласию? — Мусинский не обиделся или не подал вида. — Или же пока нет?
Данилов и Денис почти синхронно пожали плечами, избегая при этом смотреть друг на друга.
— Все с вами ясно, — погрустнел заведующий кафедрой. — Тогда прошу вас, молодые люди, учесть следующее… Если нечто подобное повторится, я имею в виду драку на кафедре или на территории больницы вообще, то я гарантирую вам массу неприятностей. Выгнать из ординатуры не выгоню, но нервы потреплю изрядно. Вполне возможно, что, защищаясь от меня, вы подружитесь.
У меня все.
«Молодые люди» встали, попрощались и ушли. Денис отправился прямиком в раздевалку, а Данилову пришлось вернуться в кабинет за сумкой.
Ординаторы уже ушли. В кабинете обстоятельно чаевничала Лариса Александровна — с пряниками, пастилой, сушками и конфетами.
— Досталось вам? — спросила она у Данилова.
— Не очень.
— Хотите чаю?
— Нет, спасибо, мне пора, — Данилов с сумкой на плече пошел к двери.
— Подождите, — на самом пороге остановила его доцент.
Данилов остановился и повернулся к ней.
— А вы молодец, — неожиданно сказала Кислая. — Я вот так не умею, чтобы за каждую гадость — сразу по морде.
— Этому несложно научиться, но вот отвыкнуть очень трудно, — улыбнулся Данилов.
— От хороших привычек отвыкать не следует, — улыбнулась в ответ доцент. — Жаль, что вы не хотите чаю.
— Извините, Лариса Александровна, но у меня в самом деле нет времени, — улыбка Данилова стала еще шире. — Мне на работу пора.
— Вы там тоже деретесь? — Кислая игриво подняла левую бровь.
— Пока бог миловал, — Данилов трижды постучал по косяку. — Всего хорошего.
— И вам тоже, — Лариса Александровна взяла кусок пастилы.
«А она не такая уж и дура», — подумал Данилов, закрывая за собой дверь.
Ему всегда было приятно менять мнение о людях с плохого на хорошее.
Когда Владимир спустился в раздевалку, Дениса там уже не оказалось. Конфликт можно было считать исчерпанным. Данилов переоделся, вытащил из сумки зонт — с неба лило как из ведра — и в этот момент в футляре, прицепленном к поясу, завибрировал мобильный телефон.
Никто не звонил ему в середине дня для того, чтобы просто поболтать. Перед тем как ответить на звонок, Данилов взглянул на экран: Елена.
— Слушаю тебя.
— Вовка, у тебя как сейчас со временем?
— Нормально.
— Тогда слушай. Я тут случайно нашла тебе неплохую халтурку…
— А это обязательно обсуждать по телефону? — Данилов не любил долгих телефонных разговоров.
— Ты сейчас в Сокольниках?
— Да.
— Тогда лучше по телефону. Знаешь сорок второе медучилище на Остроумовской?
— Проезжал мимо…
— Так вот. Там срочно ищут преподавателей. По сестринскому делу и безопасности жизнедеятельности. У них провал — кто-то надолго заболел посреди семестра, кто-то уволился. Речь идет об очно-заочном отделении, то есть вечернем. Занятия с полпятого до полдесятого. Директор не прочь взять совместителя, лишь бы быстро…
— Я-то тут каким боком? — Данилов постарался представить себя в роли педагога, окруженного юными девами, и не смог.
— Как это каким боком! Ты же врач, да еще с большим опытом практической работы. Что ты — уход за больными не сможешь вести? Не смеши меня!
— Это ты меня смешишь, — парировал Данилов. — Если я сын педагога, то это еще не означает…
— Вова! — перебила Елена. — Повторяю — работа в Сокольниках, близко от твоей кафедры. Начинает ся она с половины пятого. Это же просто подарок судьбы!
— А сколько там платят?
— Это тебе скажут на собеседовании. Можешь прямо сегодня подъехать к Зюзиной Марии Федоровне, это замдиректора по учебной работе. Запиши… Записываешь?
— Сегодня не получится, — сухо сказал Данилов. — Я тороплюсь. Раньше приду, раньше уйду. Спасибо за предложение. С твоей стороны это просто жертвенный подвиг.
— Почему?
— Отправлять меня вращаться в кругу молодых девчонок…
— Данилов, я серьезно! — по голосу было ясно, что Елена сердится. — Есть удобная, приличная подработка…
— Ах, приличная! — взвился Данилов. — Приличная!
Вот в чем дело! С этого и надо было начинать! А то, чем я занимаюсь сейчас, это, значит, неприлично!
— Данилов! — Елена уже не говорила, а кричала в трубку. — Я не спорю — любой труд почетен, но когда врач санитарит по ночам в морге…
— Извини, аккумулятор разрядился, — буркнул Данилов и выключил телефон.
Несмотря на дождь, он решил пройтись до метро пешком — ярость, клокотавшая внутри, требовала хоть какого-нибудь выхода, хотя бы движения. Зонт Владимир убрал в сумку — дождь приятно охлаждал голову.
— Приличная работа! — время от времени восклицал он, не замечая того, что говорит вслух. — Приличная, видите ли! Можно подумать!
Постепенно ярость улеглась. В метро Данилов спустился промокшим до нитки, но уже способным мыслить логически. «А ведь это, в сущности, очень благородно с ее стороны, — мелькнула мысль, — пристроить меня туда, где много девушек. Наверное, она хочет, чтобы наше расставание было для меня безболезненным».
Данилов вообразил картину своей женитьбы на какой-нибудь смазливой студенточке медицинского училища, которой на днях исполнилось восемнадцать, и не смог удержаться от смеха. Старушка, ждущая поезда рядом, старушка обеспокоенно обернулась.
