– Тут ты не прав. Некоторые все же думают.
– Таких единицы. Другая новость – Башкирцева, хирурга нашего, прооперировали по поводу прободной язвы, теперь мы и без уролога и без хирурга... А в остальном – все так же. Дни мелькают, как в кино, а вспомнить нечего.
– Уходить не собираешься?
– Думаю, – как-то не очень уверенно ответил Рябчиков. – Юлия тоже думает, но ничего приличного пока не нашла. А ты как?
Юлия работала в одной поликлинике с Рябчиковым. Кадровиком и одновременно секретарем главного врача.
– Нормально, пока работаю в приемном отделении, как только произойдет реорганизация, которой все ждут, перейду в палатные врачи.
– Доволен?
– Пока да, – осторожно ответил Данилов. – Пора уже где-то пускать корни. Сколько можно мотаться с места на место? Да и Елену мои переходы уже начали нервировать...
– Надо же! И сильно начали? – посочувствовал Рябчиков.
– Да так, не очень... Один раз крупно поговорили на эту тему и больше пока ее не поднимали. Да нормально все! Я, если честно, немного побаивался, что не смогу себя перебороть и вернуться в настоящую медицину, но, тьфу-тьфу, вроде все хорошо. В приемном покое торчать надоело, если честно, но это же временно...
– Ты молодец! – сказал Рябчиков. – Решил – сделал. Ушел из этого гадюшника...
– Ну, ушел я, положим, не по своей воле, – заметил Данилов, – это была блажь нового главного врача... сам знаешь...
– Все равно я тобой восхищаюсь! Мне вот не хватает решимости вот так взять и резко изменить свою жизнь...
На столе появились долгожданные чебуреки.
– Смысл жизни не в том, чтобы ее менять. – После трех чебуреков Данилова потянуло развить тему перемен, на сытый желудок философствовать всегда приятно. – Смысл в том, чтобы жить так, как тебе хочется. Если тебя в целом устраивает твоя работа, тебе незачем задумываться о переменах...
– Но все дело в том, что она меня не очень-то устраивает...
– Когда она реально перестанет тебя устраивать, ты быстро найдешь себе новое место! И не спорь, пожалуйста. Все мы, когда припрет, действуем, суетимся, бьем лапками. А когда все хорошо – чего напрягаться? Так что расслабься и получай удовольствие от жизни. И от работы. Хотя бы потому, что работаешь вместе с Юлией.
– Вместе с Юлией я буду работать недолго. Она твердо решила уйти в отдел персонала какой-нибудь крупной фирмы и расти там. В поликлинике расти некуда.
– Ну и хорошо. А ты тоже собрался расти?
– Нет, а может и да... не знаю. Но перемен хочется.
– Сильно хочется? – уточнил Данилов.
– Сильно!
– Хочешь, прощупаю почву у нас в Склифе?
– Спасибо, пока не надо, – отказался Рябчиков.
– Вот видишь, – упрекнул Данилов. – Если не надо, то, значит, и не очень-то хочется. Непоследовательно как-то получается...
Поеживаясь под ироничным взглядом Данилова, Рябчиков съел очередной чебурек.
– Ладно, так уж и быть, – начал он, разливая по чашкам успевший настояться чай, – доверю тебе мою тайну. Я уже почти нашел себе новое место, дело только за главврачом, который на той неделе выходит из отпуска.
– Вот оно как! – Данилов чуть не поперхнулся чаем. – И куда же ты намерен уйти?
– В восьмую туберкулезную больницу.
– Куда?
– В восьмую туберкулезную больницу, – повторил Рябчиков. – Разве не знаешь такую? На «Красносельской», две минуты от метро идти.
– Как не знать? Просто удивительно...
– Что удивительно?
– Да вроде как не самое лучшее место для работы. И какие там могут быть перспективы?
– Перспектив по-любому больше, чем в поликлинике, – оживился Рябчиков. – Хоть карьерных, хоть научных. И рентгенологией там заведует Жора Клименко, с которым мы учились в одной группе. Он-то, если хочешь знать, и предложил мне место в своем отделении. С возможностью совмещения... И вообще работа интересная. Большой стационар он, как ни крути, поинтереснее поликлиники. Чему ты улыбаешься?
– Да так, своим мыслям...
– А все же?
– Ты такой мнительный, Рудольф, а там палочка Коха в воздухе так и витает. Не боишься?
– В наше время на улице и в метро палочек Коха не меньше, чем в туберкулезной больнице. А потом я же не собираюсь целоваться с больными и есть с ними из одной посуды. Не нагнетай!
– Да я не нагнетаю, – смутился Данилов. – Так, подумал... Имеет же человек право сказать то, что думает?
– Имеет, – согласился Рябчиков. – Я уже встречался с замом по лечебной работе, кажется, мы друг другу понравились, но она сама ничего не решает. Врачей принимает на работу главный врач. Жора меня убеждает, что собеседование у главного врача – это чистая формальность. Если завотделением согласен, главный обычно не возражает.
– Тебе там может оказаться скучно, – предупредил Данилов. – Средний возраст отечественных фтизиатров, насколько я слышал, близится к шестидесяти годам. Общаться будет не с кем – кругом одни пенсионеры.
– Прежде всего на работу ходят, чтобы работать, а не общаться, – ответил Рябчиков. – Как будто в поликлинике я много с кем общаюсь. Как ты ушел – и поговорить не с кем.
– А с Юлией?
– С Юлией мы после работы разговариваем. На работе ее лучше лишний раз не трогать. И потом – пенсионеры работают непосредственно во фтизиатрии. А в рентгене, УЗИ, эндоскопии – большей частью наши с тобой сверстники. К тому же нагрузка там большая, меня предупредили. Не до разговоров. Но и денег обещают в два раза больше, чем в поликлинике, особенно с учетом того, что у нас с премиями при новом главном враче стало плохо. Экономит Семеновна фонд заработной платы.
– Бережливая хозяйка... – процедил сквозь зубы Данилов.
К главному врачу Надежде Семеновне он, мягко говоря, приязни не испытывал. Да и как можно испытывать приязнь к человеку, вынудившему тебя уйти с работы. И было бы почему или, точнее, за что, а то ведь так, без каких-то оснований, чисто по собственной начальственной блажи. Вбила себе в голову, что Данилов был «кадром» ее предшественника, и все.
– Та еще жадина! – Рябчиков выразился более категорично.
– А Юлия знает насчет восьмой туберкулезной? – полюбопытствовал Данилов.
– Конечно, знает.
– Одобряет?
– Смеется, – признался Рябчиков. – Говорит: «Плох тот рябчик, который не мечтает стать страусом».
– Не понял юмора.
– Я тоже не понимаю, но это ее любимая дразнилка. Закажем еще чебуреков?
– А влезет? – усомнился Данилов.
– По парочке, – настаивал Рябчиков. – Или ты спешишь?
