– А зачем желудок сразу стали промывать?
– Ой, забыл в диагнозе указать! – Доктор выхватил у Данилова сопроводительный лист. – Он же еще и водочкой это дело отлакировал.
Так бывает – приобретет человек новые привычки, но и от старых не отказывается.
– Так может, это сочетанное действие, а не передоз? – предположил Данилов.
– Жена не знает, сколько и чего он употребил, он тоже не говорит, поэтому все же ставлю передозировку. Вам все равно, а мне так проще лекарства списывать – мы же на него чуть ли не пол-ящика истратили.
– Кололи какую-то хрень, никакой от нее радости, – пожаловался пациент.
– Действительно, никакой, – согласился Данилов.
Отпустив «скорую», он осмотрел пациента, убедился, что в реанимации ему делать нечего, и отправил в отделение.
– Я у вас первый раз, доктор, – сказал наркоман. – Порядков не знаю.
– В отделении объяснят, – коротко ответил Данилов.
В обязанности врача приемного покоя не входит информировать пациентов о режиме и правилах, по которым живет отделение. Этим занимаются лечащие врачи. Да и какой смысл рассказывать что-то наркоману, еще не вышедшему из состояния опьянения?
В ординаторской надрывался местный телефон.
– Владимир Александрович?
Данилов без труда узнал Ольгин голос.
– Он самый. Добрый день.
– Если он действительно добрый. – Ольга явно была не в духе. – Мне надо с вами поговорить по поводу вашего друга...
– Что-то случилось? – От недоброго предчувствия у Данилова заныло под ложечкой.
– Случилось, – подтвердила Ольга. – Состояние его не ухудшилось, но есть проблема психологического, что ли, плана.
– Он напился?
– Нет, тут другое.
– Я сейчас подойду к вам...
– Лучше не надо, Владимир Александрович. Я через час освобожусь и подойду к вам сама. Так будет лучше. И, пожалуйста, пока не наводите справок у Полянского. Не суетитесь раньше времени. Я сама вам все объясню.
«Что ж там могло случиться?» – подумал Данилов и сказал:
– Жду вас с нетерпением, Ольга Николаевна.
В трубке раздался смешок, сменившийся короткими гудками. Лишь положив трубку, Данилов понял, что последняя, сказанная им фраза могла быть истолкована двояко. «Про нетерпение можно было и не упоминать», – укорил себя он...
У Ольги Николаевны выдался тяжелый день. С утра – сложная операция. Закрытый оскольчатый перелом средней трети правой бедренной кости со смещением отломков – это не подарок. Как для пациента, так и для врачей. Не обошлось и без локального скандала. Пациент был госпитализирован в реанимационное отделение, где сделали блокаду места перелома новокаином, полечили от шока и наложили скелетное вытяжение – то есть, грубо говоря, провели через мыщелки бедра спицу, подняли ногу и привесили к спице груз в семь килограммов.
Сутки спустя пациент стабилизировался и был переведен в первое травматологическое отделение.
– Там вас сразу и прооперируют, – сказал на прощание заведующий реанимацией.
Без операции и впрямь было не обойтись, но больной умудрился простудиться, пока лежал в реанимации, и операцию пришлось отложить.
– У вас температура, а с температурой оперировать рискованно, – убеждала Ольга Николаевна.
– Я все понимаю – раз денег не даю, то ищете отговорки, чтобы не оперировать, – в открытую заявлял больной. – Но я вам ничего давать не буду! А жалобу в прокуратуру напишу!
Соседи по палате молча выражали солидарность.
– О деньгах нет и речи! – Ольге Николаевне порой хотелось взять в руки что-нибудь тяжелое и шандарахнуть хамоватого придурка по голове – а ну как поумнеет. – Разве кто-то говорил вам про деньги? Я же объясняю, что с температурой тридцать восемь и два оперировать не стоит. Вам же будет хуже! Вас лечат, вам колют антибиотики... Как только температура нормализуется, мы вас прооперируем. Лежите спокойно!
– Я-то лежу! – следовал многозначительный ответ, а назавтра все повторялось снова. Как по нотам.
Открытая репозиция – это когда делают широкий разрез (травматологические операции требуют пространства) и сопоставляют костные отломки и осколки. Затем отломки-осколки скрепляют какой-нибудь подходящей металлической конструкцией, например пластиной.
Сказать просто, а сделать трудно. Это вам не пазл на столе собрать. Пока все отломки вытащишь (осторожно, чтобы не поранить мягкие ткани и не повредить нервы или сосуды), пока сопоставишь, пока пластину прикрепишь... Оперируют как минимум два врача (один расширители растягивает, доступ обеспечивает и придерживает, что потребуется, а другой кость восстанавливает), а то еще и ординатора на подхват поставят. Лишние руки могут пригодиться, если, конечно, они умелые.
Операция шла ни шатко ни валко. Пару раз возникали непредвиденные осложнения, но их удалось быстро устранить. После операции, единственной на сегодня, Ольга Николаевна побежала на обход, а когда вернулась в ординаторскую, к слову, никогда не запиравшуюся, то застала там Катю, любимую женщину своего пациента Полянского. Застала как раз в тот момент, когда Катя прятала в свою огромную пустую сумку историю болезни Полянского.
Ольга Николаевна ходила с историями болезни только на совместные обходы – профессора или заведующего отделением. Обычно она просматривала их до обхода на предмет ознакомления со свежими анализами и данными исследований, а после обхода писала дневники и новые назначения.
– Что вы здесь делаете?! – возмутилась Ольга Николаевна. – Кто вам разрешил?!
С видимым сожалением Катя положила историю болезни, которую не удалось украсть, обратно в папку и попыталась молча, вроде как по-английски, уйти.
Уйти без объяснений не удалось – Ольга Николаевна решительно заступила Кате дорогу и повторила свой вопрос:
– Что вы здесь делаете?
Главная причина крылась в том, что девочка Катя была дурой. Это не мешало ей работать ассистентом режиссера (в конце концов, делать, что сказали, может и цирковая лошадь), но жизнь периодически осложняло. Порой очень сильно.
Вчера Катя присутствовала на съемках сюжета в ЦИТО, Центральном институте травматологии и ортопедии. Пока снимался сюжет, она успела свести знакомство с молодым аспирантом. Аспиранту нравились хрупкие гламурные блондинки с сочными губами, а Катя никогда не упускала возможности произвести впечатление.
Аспирант пытался произвести впечатление своей крутизной, и в некоторой мере ему это удалось. Катя прониклась и рассказала новому знакомому о том, что ее «любимый и единственный» лежит с переломом надколенника в институте имени Склифосовского.
– Склиф! – презрительно скривился аспирант. – Да разве это институт? Так, шарага. Вот у нас институт, сами понимаете...
