— К майору Баклановой! — сказал Конончук мордатому розовощекому капитану, сидевшему за столом по ту сторону.
— Паспорт! — потребовал тот.
Данилов просунул в окошечко свой паспорт. Капитан раскрыл его, сличил фотографию с внешностью, снял трубку с аппарата, стоявшего на его столе.
— Лариса Алексеевна, к вам Данилов Владимир Александрович… Да, да, хорошо, — капитан вернул трубку на место и спросил у Данилова: — Запрещенка есть?
— Сдай мобильник, — перевел Конончук, — только выключи сначала.
Паспорт Данилову капитан не вернул, оставил у себя. Данилов получил пластиковую бирку с номером, похожую на те, что выдают в гардеробах. Номер попался восьмой.
— А если потерять номерок, то не выпустят? — пошутил Данилов, пряча бирку в карман.
— Выпустят, — обнадежил Конончук, — тебя же еще в список вносят, и паспорт здесь остается. Раз с паспортом, значит, не зэк.
Капитан, услышав вопрос Данилова, усмехнулся краем рта, но от комментариев воздержался.
За дверью появился прапорщик в серо-голубой пятнистой форме и загремел-заскрежетал засовом и замками. «И сталью лязгнут крепкие засовы», — всплыл в памяти Данилова обрывок блатной песни. Впустив Данилова и Конончука в коридор, прапорщик запер дверь и обратился к Данилову:
— Запрещенное к проносу имеете?
— Нет, — ответил Данилов.
— Руки поднимите!
Данилов поднял вверх руки, думая о том, что слово «пожалуйста» редко бывает лишним или неуместным. Прапорщик без особого рвения похлопал его ладонями по бокам и махнул рукой, давая понять, что можно идти дальше.
— Нам на второй этаж, — сказал Конончук и повел Данилова по коридору к лестнице. — Это вольный штаб, который находится за пределами зоны. На зоне есть еще один штаб, куда допускаются заключенные. В вольный штаб им хода нет, только на свидания приводят на третий этаж, там что-то вроде местной гостиницы — комнаты для длительных свиданий. С охраной, конечно, чтобы не слиняли. И кабинки для краткосрочных свиданий там же.
— А комнаты для длительных свиданий с телевизором и холодильником? — сыронизировал Данилов, но неожиданно попал в точку.
— И даже с ДВД-плеером, — ответил Конончук. — Любой каприз за ваши деньги.
Кроме КПП, ничего особенного здесь не было. Крашенные зеленой краской стены, двери с табличками или с номерами, линолеум на полу. Только у сплошной металлической двери с надписью «Выход» сидел не охранник в традиционно-черной форме, а еще один прапорщик в пятнистой форме.
— Какой смысл носить в колонии маскировочную форму? — удивился Данилов.
— Она самая удобная, вот многие и носят, — ответил Конончук. — Не всем же можно в хирургической пижаме ходить.
На втором этаже Конончук остановился возле двери с красной табличкой: «Заместитель начальника колонии по лечебно-профилактической работе».
— Бакланову зовут Лариса Алексеевна, — тихо сказал он Данилову и постучал в дверь три раза.
— Войдите! — разрешил зычный женский голос.
Майор Бакланова оказалась пышнотелой брюнеткой лет сорока. Ее обильные (если не сказать изобильные) телеса еле-еле вмещались в тесноватую одежду. В кабинете было душновато, поэтому его хозяйка сидела за столом без кителя, в форменной блузке. Китель не валялся на стуле, а висел на плечиках возле двери в компании двух белых халатов. В кабинете царил идеальный порядок: стулья выстроились вдоль стены ровной шеренгой, книги и бумаги лежали на столе аккуратными стопками, на экране монитора в косых солнечных лучах не было видно ни пылинки, а горшок с кактусом стоял ровно по центру подоконника. Косметикой майор Бакланова пользовалась по минимуму, прямые волосы стригла коротко, оставляя спереди недлинную, заканчивающуюся задолго до бровей челку. Выпяченная нижняя губа придавала ее лицу высокомерное недовольство окружающим миром.
«Классический типаж строгой начальницы, живущей по принципу „Ordnung muss sein“» (Порядок должен быть. — нем.), — подумал Данилов.
Бакланова кивком отпустила Конончука и попросила у Данилова документы. Он протянул диплом, военный билет офицера запаса, трудовую книжку, удостоверение об окончании интернатуры и сертификат специалиста по специальности «Анестезиология и реанимация».
Знакомство с документами Бакланова начала не с трудовой книжки, а с диплома, который вертела и так, и сяк. Удостоверение об окончании интернатуры раскрыла и сразу же захлопнула, а сертификат разглядывала долго, даже дольше, чем диплом.
— В интернетах сейчас что угодно заказать можно — хоть диплом, хоть сертификат, — сказала она, словно оправдывая свой пристрастный интерес. — Уже заполненными привезут, только денежки плати. А мы потом имеем неприятности от Роспотребнадзора…
— А я думал, что всех, кто к вам устраивается, проверяют заранее, — сказал Данилов.
— Они сверяют соответствие паспортных данных, есть ли судимость, не были ли судимы близкие родственники, дипломами и всем остальным не интересуются. Единой базы нет, запросы по институтам рассылать нет ни времени, ни желания.
К количеству записей в трудовой книжке майор Бакланова, вопреки ожиданиям Данилова, придираться не стала. Пролистала и отложила в сторону.
После знакомства с документами началось собеседование.
— Представление о нашей работе имеете?
— Смутное, — честно признался Данилов и поправился: — О врачебной стороне, разумеется, имею, а об условиях — нет.
— Работа у нас ответственная, не всякий справится, — веско произнесла Бакланова. — Со спецконтингентом имеем дело, а спецконтингент — это спецконтингент!
Взгляд из внимательного стал строгим.
— Люди везде одинаковы — и болеют и лечатся также, — ответил Данилов.
— Только вот ведут при этом они себя по-разному. Если вы намерены у нас работать, то вы должны понимать нашу специфику, соблюдать все правила…
Редко какой начальник во время собеседования не вспомнит про дисциплину и необходимость ее строжайшего соблюдения. Из дисциплинарного монолога майора Баклановой Данилов узнал о том, что дисциплина есть не что иное, как стержень, на котором держится исправительная колония.
— У нас зона красная, — веско и не без гордости заявила Бакланова и тут же растолковала: — Власть в руках администрации и примкнувшего к ней актива. Хозяин у нас один — начальник колонии полковник Скельцовский. Других хозяев здесь нет. Голова должна быть одна, я правильно говорю?
Наверное, полагалось вскочить, вытянуться в струнку и гаркнуть: «Так точно, товарищ майор внутренней службы!», но Данилов не любил отвечать на риторические вопросы. Впрочем, Баклановой ответ и не требовался.
— Вас подробно проинструктируют, разъяснят правила взаимоотношений с осужденными и их родственниками, — в слове «осужденный» ударение было сделано на «у», — но я скажу главную суть: с осужденными можно контактировать только в рамках инструкций! Они тоже не пальцем деланные, знают, как подчинить себе сотрудника. Сегодня попросят опустить письмо в вольный почтовый ящик, завтра — бутылку водки или пару пачек чая в зону пронести, а там уже вы у них на крючке. «Коготок увяз — всей птичке пропасть», — это вам не просто так сказано, а про тех, кто позволяет себе лишнего с осужденными…
