— Вот же………, мать его……! — высказался Скельцовский. — Чтоб они там…………без передыху!
Матерщина не принесла облегчения. Беда на пороге! Вот если, с божьей помощью, пронесет… Ладно бы, приехал один Гамаюн…
От заместителя начальника УФСИН по Тверской области полковника Гамаюна Скельцовский подлянок и подножек не боялся. Не те отношения. Да и вообще, в одном котле варимся, потому и интересы общие. Свой человек Гамаюн. А вот начальник департамента социально-психологической и воспитательной работы с осужденными полковник Ферапонтов был нежеланным гостем. Начальники из «главка» всегда норовят «нарыть по углам грязи», у них спорт такой. И они обо всех нарушениях докладывают не кому-то там, а Самому — директору ФСИН России. Эх, только бы пронесло…
Через десять минут в кабинете Скельцовского собрались его заместители и начальник психологической лаборатории капитан Капранов, который попал в высшее общество благодаря тому значению, которое придавалось психологической службе в свете нынешней реформы уголовно-исполнительной системы.
Сообщив подчиненным новость, Скельцовский определил каждому участок работ (в частности, майору Баклановой было велено занять к субботе не менее 12–13 коек, чтобы было видно, что медицина работает), посулил всяких бед тем, кто рискнет облажаться, и отпустил, велев капитану Капранову задержаться.
Когда все вышли, начальник колонии пристально посмотрел на начальника психологической лаборатории и сказал:
— Ты, капитан, молод. Тебе еще расти и расти. До полковника, может, и выше поднимешься, если повезет. Вместе с прессой, черти бы ее побрали, к нам приедет из Москвы начальник департамента социально-психологической и воспитательной работы. Прикидываешь?
Капранов судорожно сглотнул набежавшую слюну и дважды кивнул.
— С тебя хорошая, проникновенная речь про социальные лифты и все такое. И про постоянный рост показателей не забудь, чтобы и ежу было понятно, что день ото дня мы работаем все лучше.
Из контингента непременно выбери человек пять посмышленее, которых не стыдно будет журналистам предъявить. Пусть они расскажут о себе и о том, как мы им помогаем осознать и подготовиться к новой жизни после освобождения. Не надо петь хором дифирамбов, следует просто рассказать своими словами, без лишней патетики. Чтобы все естественно смотрелось. Ну, ведь ты психолог, не мне тебя учить, как надо врать, чтобы верили. Про работу с сотрудниками тоже не забудь упомянуть. Но основной упор делай на осужденных. Все ясно?
— Да.
— Учти, что одно вовремя произведенное хорошее впечатление помогает продвигаться всю жизнь, — Скельцовский показал пряник и тут же щелкнул кнутом. — Если что не так, то потом на меня не обижайся…
— Все будет так, как надо, Максим Гаврилович, — заверил Капранов, рисуя в своем воображении сладостную картину своего перевода в главк, подальше от спецконтингента и поближе к генеральским лампасам. — Психология — самая могучая из наук!
— Самая могучая из наук это математика, потому что, как ты ни бейся, все равно дважды два будет четыре, — ответил Скельцовский, остужая задор капитана. — Главное, чтобы все было не просто хорошо, но и естественно. Короче, не ударь в грязь лицом, чтобы тебя потом не били по морде!
Показать себя старались все службы. Майор Бакланова, помимо прочего, решила похвастать тем, что под ее началом работает столичный врач. По мнению самого Данилова, в этом не было ничего особенного, потому что московский врач ничем не хуже и не лучше врача монаковского или тверского, в конце концов, не место рождения красит человека, а человек место. Но переубедить Бакланову не удалось.
— Вы не понимаете, Владимир Данилович, как это показательно, — горячилась она. — На фоне реформы…
— Вообще-то я Александрович, — напомнил Данилов.
— А я как сказала? — удивилась Бакланова.
— Данилович.
— Извините, голова уже идет кругом. Так вот, сам факт, что врач из Москвы считает выгодным у нас работать, свидетельствует о том, что пенитенциарная медицина находится на подъеме! А это, в свою очередь…
Данилов дослушал до конца и сказал:
— Все это, конечно, хорошо, но если вдуматься, то дело обстоит совсем не так.
— Почему? Вы постоянно проживаете в Москве, там же родились, учились и до недавнего времени работали?
— Да.
— Вы устроились к нам по своей воле? Никто вас силком не тянул?
— Да.
— Вы опытный врач, с многолетним стажем?
— Ну, скажем так, не выпускник, — поскромничал Данилов.
— И что же, все это нельзя сказать журналистам? — прищурилась Бакланова. — Или вам попросту не хочется выходить в субботу? Так вы же получите отгул, который можете взять в любой день по вашему выбору. Я не вижу никаких препятствий!
— Хорошо, — сдался Данилов. — Я выйду в субботу.
— И пообщаетесь с журналистами? — начала дожимать Бакланова.
— Знаю я их, — проворчал Данилов. — Есть опыт…
— Расскажите, раз уж вспомнили! — потребовала Бакланова.
Пришлось Данилову рассказать, как во время работы в кожно-венерологическом диспансере он дал короткое интервью корреспондентке одного из телеканалов, и что из этого ничего хорошего не вышло.
— Сейчас все будет иначе, Владимир Александрович, — ободрила Бакланова. — Тем более что я буду рядом.
— Только это меня и успокаивает, — пошутил Данилов, но начальница приняла его слова за чистую монету и полыценно улыбнулась.
— Я хочу, чтобы журналисты увидели вас и Глухова, — сказала она.
— Зрелость и молодость в одном флаконе, — улыбнулся Данилов. — Один аттестованный, другой нет…
— Вот именно!
— Но ведь причина, по которой работает Глухов, ясна всем: он спасается от армии.
— Данный факт он говорить не будет, — Бакланова слегка нахмурилась. — Скажет, что набирается опыта и уверенно смотрит в будущее…
— Зная, что до двадцать седьмого дня рождения деться ему некуда!
— Вы смеетесь, Владимир Александрович, а я уверена, что Глухов останется в системе. Ну, что такое стоматолог в гражданской медицине? Там их, как собак нерезаных! Их развелось просто на каждом шагу! А у нас он — уважаемый врач, офицер внутренней службы, а после сорока лет сможет уйти на пенсию. Даже если погоны с нас снимут, то льготную выгоду вряд ли отменят. Без нее все в момент разбегутся…
В субботу в половине девятого утра начальник колонии в сопровождении свиты из двух десятков сотрудников начал обход своих владений. В десять двадцать все было закончено. Замерев в состоянии, близком к идеальному, колония ждала гостей. Те прибыли, как и было обещано, ровно в полдень.
«Так твою распротак, ну что за времена настали?» — подумал стоявший на крыльце наружного КПП Максим Гаврилович, созерцая разномастную и разноцветную толпу, оттеснившую его от высокого московского начальства, которое, судя по всему, было не в обиде или просто изображало перед объективами демократичного руководителя нового типа, открытого, общительного и дружелюбного. Радушно улыбаясь, Максим Гаврилович вклинился в толпу и начал осторожно, не толкаясь и не матерясь, пробираться к своим — Ферапонтову, Гамаюну и трем их спутникам рангом помельче.
