Похлопав по корню липы, выступавшему из земли, Энни улыбнулась:
— Если бы только растения могли говорить… Если бы могли рассказать, что видели и слышали… Поделитесь со мной своей памятью!
Понимая всю абсурдность этой надежды, она пожала плечами и принялась рассматривать стоявшие вокруг деревья. Деревья вели двойное существование, они принадлежали и земле, и воздуху. Их подземные кроны были столь же раскидисты, как крона липы, под которой она стояла, деревья жили в перегное точно так же, как в небесах, корни и ветви охватывали сходные пространства, предлагая друг другу перевернутый образ самих себя. Который из них был настоящим, а какой отражением? Ствол получал свою силу от этих переплетенных корней-ног, равно как от раскинувшихся ветвей-рук. Дерево — кто оно: дитя воздуха или творение гончара? Деревья превосходили людей: они умели сохранять равновесие, не прибегая к суетливым жестам, и продолжали стоять, даже погрузившись в сон. Так, может быть, в этом была тайна их долголетия?
Энни обхватила ствол липы.
Она поняла, как нужно сыграть последние мгновения жизни ее героини. Анна из Брюгге была сестрой этой липы. Выпрямившись во весь рост, она встречала и дождь, приносивший ей свежесть, и ветер, несший пыльцу и гниль, питавшие ее ствол. Как и липа, Анна не могла упасть сама, ее можно было только срубить.
Энни вернулась к рабочей группе.
С началом эпизода актеры и массовка стали повторять то, что было уже сыграно в первом дубле. Изменилась только Энни. Когда она шла к костру, казалось, ей неведома жестокость мира. Она подставляла сияющее лицо свету, наслаждалась каждым мгновением. Она просто сияла, когда ее привязывали к столбу. От ее физического спокойствия рождались странные мысли: ее тело говорило, что Анна любит жизнь, любит удовольствие так же, как боль, что она не боится страха, что она с любовью приемлет и смерть.
