Итан кивнул. Взгляд его потеплел, видно было, что если он и с неохотой предлагает ей наркотики, зато радуется, что может быть ей полезен.
Жестом Энни указала на небольшой домик возле бассейна. Они вошли в него. Без слов Итан вонзил в ее кожу иглу шприца.
В последовавшие дни Энни поражала всех своей пунктуальностью на съемках и серьезным отношением к делу, несвойственным ей прежде.
Она плыла на облаке счастья, собственная жизнь представлялась ей необычайно интересной и захватывающей. Публика ею восхищалась, профессия радовала, присутствие двоих мужчин создавало ощущение равновесия. Дэвид играл роль любовника, Итан — друга. Или, если эти слова звучали слишком высокопарно, Дэвид доставлял телесные удовольствия — он был приятен и в постели, и на кухне, — а Итан обеспечивал душевное спокойствие. Правда, время от времени она замечала, что чаще думает об Итане, а не о Дэвиде, тем более что Итан ничего у нее не просил, в то время как Дэвид становился слишком требовательным: он обожал появляться с ней под руку в шикарных ресторанах, желал красоваться на всех коктейлях. Под тем предлогом, что любовь и гордость переполняли его, он требовал обнародовать их связь.
Энни как-то вечером, когда Дэвид уехал на прослушивание в Нью-Йорк, а она поджидала Итана, отчетливо сформулировала ситуацию: «Итан мне служит; Дэвид пользуется мной». Тут же она осознала, что совершила ошибку: у нее нет двоих мужчин — одного для тела, другого для души, — она встречается с двумя, потому что до сих пор не отдавала себе отчета, что на самом деле есть только один, да, один. Итан должен сбросить Дэвида с пьедестала. «Какая дура! Я ничего не понимала. Мне нужен Итан, а не Дэвид».
До восьми часов вечера, то есть до того момента, когда обещал прийти Итан, она томилась, поминутно поглядывая на часы. Как только он вошел, она бросилась к нему, раскрыв объятия. Неловкий, смущенный, не зная, как принять это тело, вцепившееся в него, Итан выдержал это объятие, густо покраснел, затем смиренно направился к бассейну.
Он раскрыл свою сумку, достал шприц, встряхнул пузырек.
Энни удержала его руку:
— Постой… Дэвида сейчас нет.
— Ну и что?
Он заканчивал свои приготовления.
— Не коли мне дозу прямо сейчас. Я хотела бы воспользоваться…
— Чем воспользоваться?
Она зажмурилась, прикусила правую щеку:
— Воспользоваться тобой.
Он застыл в недоумении, подняв шприц иглой кверху. Она приблизилась к нему, отяжелевшая, чувственная. Он вздрогнул. Она искала его губы.
— Нет!
Их губы едва не соприкоснулись, но тут Итан отшатнулся:
— Почему?
Она подумала, что он сопротивляется притворно, и вновь прильнула к нему. Он отстранил ее ласково, но твердо:
— Почему?
— Ладно тебе, Итан, — произнесла она мурлыкающим голосом.
Капельки пота проступили на лбу у санитара, свидетельствуя о его волнении. Ей даже показалось, что она слышит, как учащенно бьется его сердце. Внезапно он высвободился и отступил на пару метров.
— Зачем? Зачем ты это делаешь? — прошептал он.
Она сохраняла спокойствие, как будто вовсе не замечая, что он стремится избежать близости.
— Ты не хочешь со мной спать? — прошептала она томно, сладострастно, тоном, не допускающим возражений.
Он воскликнул, покраснев:
— Дело не в этом!
Сбитая с толку, она осталась ни с чем. Ей было ясно, что пора прекращать эту сцену, но хотелось понять, что происходит. Широко раскрыв глаза, она состроила наивную рожицу:
— В чем же дело?
Итан, не отдавая себе отчета в том, что ситуация переменилась, продолжал с маниакальной четкостью:
— Правильный вопрос звучит, скорее, так: почему ты, Энни, хочешь спать со мной?
Энни вспылила:
— То есть как? Да со мной все хотят переспать! Мне еще ни разу не предложили роли монашки или старой девы. Черт возьми, по-моему, я достаточно сексуальна! Мой агент каждый день получает десятки писем от мужчин, которые лишились сна — так меня хотят. И от женщин тоже письма есть. При этом большинство людей привлекает не мой интеллектуальный коэффициент.
— Я тебя не спрашиваю про людей, я о тебе говорю. Почему ты, Энни Ли, хочешь спать со мной?
Она неправильно истолковала его вопрос:
— Ой, меня совсем не смущает, что ты санитар, — я не сноб.
Она чуть было не прибавила: «Если бы ты видел список моих любовников, ты не нашел бы там знаменитостей. Напротив, все больше диджеи, бармены, массажисты…» — но что-то ей подсказывало, что эти подробности нисколько не подкрепят ее объяснения.
Он покачал головой.
— Ты опять меня не слушаешь… Я не спрашиваю тебя, какое социальное извращение заставляет кинозвезду соблазнять санитара, меня интересует, почему ты, Энни, хочешь спать со мной, Итаном?
Раздосадованная тем, что ей не хватило такта, она перешла в свою очередь к нападению:
— Итан, это уже становится слишком сложным. В конце концов, это естественно, когда женщина спит с мужчиной.
— Это по-твоему, потому что ты меняешь мужчин как перчатки. А по-моему, нет.
— Ах так, значит, я тебе не нравлюсь?
— Нравишься. Я много о тебе думаю, мне приятно тебя видеть, я желаю тебе только хорошего, я… Но почему ты хочешь спать со мной?
Ободренная подтверждением своей привлекательности, она на этот раз расслышала его вопрос, на некоторое время задумалась над ним. Разобравшись в своих мыслях, она вслух произнесла:
— Я всегда спала со всеми мужчинами, которые мне встречались.
— Зачем?
— Так проще.
Итана передернуло. Энни кивнула. Да, она сформулировала предельно четко: она всегда считала, что ее отношения с любым мужчиной должны хоть раз пройти через постель. Пожав плечами, она добавила:
— С сексом все проще.
Он рванулся к ней с горящими глазами и, вглядываясь в ее лицо, спросил:
— Проще для чего? Чтобы сблизиться с человеком или чтобы избавиться от него?
13
Когда волк скрылся в чаще, оцепеневшая Анна осталась сидеть на берегу реки. От опасности ее чувства обострились, нервы были предельно напряжены. Кровь ее успокаивалась и возвращалась к обычному ритму, мышцы неохотно расслаблялись, хотя на самом деле тело ее инстинктивно пребывало настороже, готовое отразить нападение.
Прошло довольно много времени, прежде чем Анна смогла распрямиться, размять затекшие руки и ноги, глубоко вздохнуть, улыбнуться. Закинув голову, она созерцала звездное небо.
«Одна лишь луна недосягаема для волка» — гласила пословица. «Луна и я…» — подумала она.
