Но вот она встала, вымыла миски из-под овсянки, протерла стойку, поправила стулья. В желудке кольнуло словно булавкой, так что Ребекка достала маалокс, взяла маалоксную ложку, и, когда она встряхивала бутылочку, у нее в голове возник образ Дэвида, наклонившегося к ней, напоминающего, чтобы не говорила слишком много. И тут до нее дошло, что размер «лардж» несомненно будет для него слишком велик.
— Это без проблем, — сказала женщина. — Я только посмотрю, ушел ли уже ваш заказ.
Слой засохшего маалокса не отошел, даже когда она поскребла ложку ногтем. Ребекка положила ложку обратно на стойку.
— А я думала, я уже не попаду на того же человека, что в прошлый раз, — обрадовалась она. — Здорово! А может, у вас совсем маленькое предприятие? — (Женщина не ответила.) — Я хочу сказать, маленькое предприятие — это прекрасно.
Она вырвала еще две страницы рассказа из журнала. Но ответа все не было, и Ребекка в конце концов поняла, что ее оставили ждать. Она следила, как загораются, вспыхивая, страницы: это была та часть рассказа, где жена только что покинула мужа. Огненные языки поднялись выше раковины. Трепет возбуждения охватил Ребекку, она ждала, держа руки на кране… но пламя опало.
— Ничего страшного, — сказала женщина, возвратившись к телефону. — Заказ только что ушел. Просто отошлите ее обратно, если она окажется велика, и мы пошлем вам «медиум». Скажите-ка лучше, как ваша головная боль сегодня?
— Вы помните? — поразилась Ребекка.
— Конечно же я помню, — уверила ее женщина.
— Сегодня голова не болит, — сообщила Ребекка. — Но у меня проблема. Мне надо найти работу.
— У вас нет работы? — спросила женщина с этим ее милым южным акцентом.
— Нет. Мне надо найти место.
— Ну конечно, — сказала женщина. — Работа — это важно. Какого рода место вы ищете?
— Что-нибудь не очень напряженное, без стресса, — объяснила Ребекка. — Не то чтобы я была ленива или еще что, — добавила она. Потом призналась: — А может, и ленива. Может, в этом все дело.
— Не надо так говорить, Я уверена — это не так, — утешила ее женщина.
Какая чудесная женщина! Ребекка подумала о том мужчине из рассказа — ему бы надо было с ней познакомиться.
— Спасибо, — сказала Ребекка. — Это правда очень мило с вашей стороны.
— Итак, отошлите ее обратно, если она велика. Это не проблема, — заверила ее женщина. — Вовсе не проблема.
Смерть отца была не самым печальным событием в жизни Ребекки. Отсутствие матери — тоже. Самое печальное случилось с ней, когда она в университете влюбилась в Джейса Бёрка, а он с ней порвал. Джейс был пианистом, и как-то раз, когда отец уехал на конференцию, Ребекка пригласила Джейса к себе домой в Кросби с ночевкой. Джейс обошел весь пасторский дом и сказал: «Девочка, ну и странный же у тебя дом!» И посмотрел на нее с такой нежностью, что Ребекка почувствовала, как легко стирается все, что было мрачного в ее прошлом. Вечером они пошли в «Гриль-бар на Складе», где на рояле все еще играла вроде бы полусвихнувшаяся Энджела О'Мира.
«О господи, она великолепна!» — сказал Джейс. «Мой папа всегда разрешает ей играть на фортепиано в церкви, когда бы ей ни заблагорассудилось. У нее ведь нет инструмента дома, — объяснила Ребекка. — И никогда не было».
«Она великолепна», — повторил Джейс тихо, и Ребекку вдруг охватило восхитительно теплое чувство к отцу, как будто ее отец тоже разглядел в бедной, полусвихнувшейся Энджеле некое величие, о котором сама Ребекка никогда и не подозревала. Джейс опустил двадцатидолларовую купюру в банку для чаевых. Энджела послала им поцелуй и, когда они выходили из зала, заиграла «Привет юным влюбленным».
Когда Джейс ушел из университета, он играл в барах по всему Бостону. Иногда это были роскошные бары, с толстыми коврами и кожаными креслами, и порой там у входа стояли афиши с портретом Джейса. Однако ему часто не везло, и он вынужден был играть на электрооргане в дешевых заведениях со стриптизом, просто чтобы заработать хоть сколько-то денег.
Каждую субботу и воскресенье, уезжая автобусом компании «Грейхаунд», Ребекка проводила с Джейсом в его грязной квартире, где в ящике для ножей и вилок водились тараканы. Воскресными вечерами, возвращаясь к себе, она звонила отцу и рассказывала ему, как усердно она занимается. Значительно позже, когда она уже жила с Дэвидом, она порой позволяла себе вспоминать те выходные, что проводила с Джейсом. Ощущение несвежих простыней на коже, прикосновение к металлическому стулу, когда садишься на него голышом, завтрак — английские булочки у открытого окна с рамой, сплошь покрытой грязью и копотью. Она вспоминала, как стояла у грязной раковины в ванной, голая, а Джейс, тоже голый, стоял позади нее и они вместе смотрели на себя в зеркало. Тогда у нее в голове не звучал голос ее отца, не возникали мысли о том, что некоторые мужчины ведут себя не лучше собак. Все было легко и просто — проще простого.
Как-то вечером — они сидели в ванне — Джейс рассказал ей о женщине, блондинке, с которой он познакомился. Ребекка сидела с салфеткой для лица в руке, не сводя глаз с потрескавшейся замазки по краю ванны, на грязь, въевшуюся в трещины. Такое случается — вот что сказал тогда Джейс.
На той же неделе, только позже, ей позвонил отец. Даже теперь Ребекка не могла толком понять, что же такое было у ее отца с сердцем. Поняла только, что врачи ничего не могут сделать. «Но, папочка, они же умеют делать множество разных вещей, — возразила Ребекка. — Я хочу сказать — я же все время слышу про всякие процедуры и лекарства…» — «Не для моего сердца», — ответил он, и в его голосе звучал страх. Этот страх заставил Ребекку задуматься — неужели ее отец не так уж верил во все то, что проповедовал многие годы? Но даже когда она услышала страх в его голосе, она знала, что ей тяжелее всего из-за Джейса и той блондинки.
— Ну-ка, объясни мне, — сказал Дэвид, — что делает в морозилке салфетка для лица?
— Я не получила эту работу.
— Неужели? — Дэвид закрыл дверцу морозилки. — Я даже как бы удивлен. Им что — кандидат наук понадобился? — Он отломил горбушку батона, лежавшего на стойке, и затолкал ее в банку с соусом для спагетти. — Бедняжка Бика-Бек, — заключил он и покачал головой.
— Может, это потому, что я рассказала им про клизму с барием, которую мне ставили, — объяснила Ребекка, пожимая плечами. Она привернула газ, чтобы спагетти не залили плиту. — Я много говорила, — призналась она. — Видимо, слишком много.
Дэвид сел за стол и взглянул на Ребекку:
— Видишь ли, это, наверно, не самая лучшая идея. Видишь ли, Бика, может, тебе никто никогда этого не говорил, но люди и правда не хотят слушать о том, как кому-то ставили клизму с барием.
Ребекка достала салфетку из морозилки. Она сложила ее полоской и села напротив Дэвида, прижимая салфетку к глазам.
— Если человеку самому ставили такую клизму, не думаю, что он возражал бы. — (Дэвид не ответил.) — Очевидно, зубному врачу никогда ее не ставили, — добавила Ребекка.
