Генерал оказался авиационный, настоящий орел: хоть
маленького роста, но ладный, подтянутый, в желтых перекрещенных ремнях и с
золотой звездой на груди.
Не веря своим глазам, Егор вылупился на курносое лицо героя.
– Петька… Петька, ты?!
Сомнений быть не могло. Кто еще кроме Петьки Божко так
потешно морщил переносицу, так по-петушиному покачивался с каблука на носок. То
есть, это раньше, в училище, казалось, что по-петушиному а теперь, при
генеральских лампасах и со звездой Героя Советского Союза, Петькина раскачка
смотрелась вальяжно, даже величественно.
Вот это да!
С тех пор, как бывшие соученики и сослуживцы расстались
(Петька отправился в Испанию, Дорин – в Школу особого назначения), они ни разу
не виделись. Писем тоже не писали. Из Испании это, наверно, было непросто, а
курсанту ШОНа переписываться со знакомыми вообще запрещалось. В общем, потеряли
друг друга из виду. В позапрошлом году Егор видел в «Красной звезде» приказ о
награждении летчиков за бои с японцами на Халхин-Голе, была там и фамилия
капитана П.Божко. Позавидовал, конечно, но не очень сильно, ибо в ту пору
состоял на интересной работе, в Немецком отделе, и не подозревал, что отдел
скоро расформируют, а сам он загремит в спортклуб, кулаками махать.
Но одно дело капитан-орденоносец, и совсем другое генерал.
Герой Советского Союза! Петька был летуном классным, как говорится, от Бога, и
всё же это походило на сказку.
Божко сощурился, вглядываясь в потрепанную физиономию
забулдыги.
– Егорка? Егорка Дорин? Ёлки-моталки, не может быть!
Хотел обнять, но втянул носом воздух и передумал.
– Ну, у тебя видок. Никогда бы не подумал, что наш
перец-колбаса может спиться. Или случилось что?
– Ты генерал-майор? – тупо спросил Егор, завороженно глядя
на ромбы. – Как это?
– Да так, – довольно расхохотался Божко. – После Халхин-Гола
из капитанов через звание скакнул. Подполковников тогда еще не ввели, так я
прямо в полковники угодил. Повезло! У меня тогда на личном счету уже 12
самолетов было. В Финскую сбил еще шесть, дали героя. А после истории с
«юнкерсом», как всё наше начальство пересажали, назначен замкомандующего ВВС
Киевского округа. Ромбы вдогонку кинули, только что. Опять мне повезло. Полгода
бы назад – и был бы один ромб, а теперь комбригов больше не дают, так мне сразу
два повесили. Как Наполеон, ёлки-моталки – в 24 года генерал, а?
– Здорово! – восхитился Дорин. – А что за история с
«юнкерсом»?
Петька удивился.
– Не слыхал, что ли? Вся Москва про это болтала. Хотя в
газетах, конечно, не было… – Он оглянулся на милиционеров, на зевак. – Поедем –
расскажу. Только я тебя, засранца, в таком виде в машину не пущу. Мне ее
только-только выдали, новенькая. Не автомобиль – мечта. Эй, милиция, тут сортир
где-нибудь есть?
– Так точно, товарищ генерал, в конце бульвара имеется
общественный туалет, – отрапортовал постовой.
– Пойдем, Егорка, хоть умоешься. А то тебя ни обнять, ни
обнюхать. Эй, Стеценко, я знаю – у тебя в багажнике и кожан имеется, и сорочка,
и галифе запасные. Давай-давай, не куркулься!
Петька забрал у шофера сверток с одеждой, потащил Дорина
вниз по бульвару, к домику уборной.
Всё время, пока Егор натирался огрызком общественного мыла и
сверху донизу обливался холодной водой, новоиспеченный генерал трещал без
умолку
– Как же ты про «юнкерс» не знаешь? У нас вся авиация на
ушах стоит. Три недели назад, прямо на аэродром у стадиона «Динамо», среди бела
дня, вдруг опускается «Ю-52», транспортный. Представляешь? Ни пограничники его
не засекли, ни ПВО, ни наземное наблюдение. Пилот-немец порет чушь – типа, на
спор вызвался. Но дело не в пилоте. Так осрамиться перед фрицами! Они и так
принюхиваются, где у нас оборона послабже. Что ни день разведчики над границей
чешут. А тут «юнкерс» запросто профигачил пол-страны и сел чуть не на Красную
площадь. А если б это бомбардировщик был, да по Кремлю шандарахнул? Шухер
начался, мама родная! Вся верхушка загремела, с музыкой. За халатность,
разгильдяйство и подрыв престижа советских ВВС. У нас ведь знаешь как – если
начнут рубить, то под корень. Много хороших командиров сняли, большинство
вообще ни при чем. Но зато молодой смене зеленая улица. Мне вот подфартило.
И Петька, задрав коленку, любовно похлопал себя по голубому
лампасу.
К Киевскому Особому военному округу приписано десять
авиадивизий! Какой из тебя к лешему замкомандующего, хотел сказать ему Дорин.
Однако промолчал – очень уж большая у них с Божко теперь образовалась
дистанция.
– Ты чего квасишь-то? – спросил Петька. – Из армии поперли?
Егор помотал намыленной головой.
– Служишь? Это хорошо. А в каком звании?
– Лейтенант.
Про то, что «госбезопасности» прибавлять не стал.
– Эх, – расстроился Петька. – Какого летчика зажимают. Ты
хоть летаешь или на штабной?
– Не летаю. Слушай, а какое сегодня число?
– Та-ак. Допился. 12-ое.
– А какого месяца?
Круглое лицо генерал-майора посерьезнело.
– Я смотрю, Егор, ты вообще в штопоре. Запойный, да? Поэтому
и к полетам не допускают? Двенадцатое июня сегодня. И, добавлю на всякий
случай, 1941 года.
Только 12 июня? Значит, он просидел, то есть пролежал в
подвале всего четыре недели. Думал, гораздо дольше…
– Выкинь к черту, – брезгливо показал Божко на трусы и
майку. – Надевай штаны прямо на голую задницу, всё лучше будет… Ну вот, теперь
можно и обняться.
Обнялись, крепко.
– Я тебя в человеческий вид верну, – пообещал старый
приятель, хлопнув Дорина по плечу. – Только ты мне слово дай, что с пьянкой
завяжешь. Лады?
– Лады, – пожал Егор протянутую руку.
– Ни капли? Честное слово?
– Честное.
