Зарычав от ярости. Дорин вцепился в ножку руками и затряс
кровать, что было сил. Подается? Или показалось?
Шляпка одного шурупа на миллиметр вылезла из пола, и тут
Егор впал в остервенение. Не замечая, что бьется о железную скобу затылком, не
чувствуя боли в плече, он уперся руками в пол, спиной надавил на лежак.
Хруст, треск. Есть! Ножка отделилась от пола Высвободив
руки, все еще сцепленные одна с другой, Дорин расстегнул ножной ремень.
В глазах всё плыло, по лицу лил пот, легкие обжигало жаром.
Поднялся, в два прыжка подлетел к двери. И только теперь
понял, что всё было впустую. Замок закрыт, а дверь такая, что не вышибешь:
во-первых, железная, а во-вторых, открывается внутрь, согласно ГОСТу.
В отчаянии он подергал ручку.
Согнулся в приступе мучительного кашля. Глаза слезились,
рассмотреть что-либо сквозь подрагивающую пелену было трудно.
И все же самым уголком зрения он заметил в углу, по ту
сторону пылающей лужи, черную дырку – ту самую, которую использовал по нужде.
Дорину сейчас было не до брезгливости. Он с разбега
перемахнул через пламя и сунулся головой в отверстие. Известно: пролезет голова
– протиснется и тело.
Голова-то вошла, но застряли плечи. Накачал Дорин
мускулатуру на свою беду. Если б не долгая голодовка, превратившая крепкого
парня в доходягу, нипочем бы не втиснулся. Но когда пламя лизнуло щиколотку,
Егор взвыл от боли и так рванулся, что рухнул вниз, в вихре горящей трухи и
пыли.
Падать было невысоко, метра полтора, не расшибешься.
Шлепнулся в зловонную грязь, но чистоплюйничать было некогда – требовалось
погасить тлеющую штанину.
Покатавшись по кирпичному полу, Егор кое-как сбил пламя и
только тогда огляделся.
Один подвал под другим – это в старых московских постройках
бывает часто, потому что испокон веку строили на одном и том же месте, поверх
прежних фундаментов. Видно, и этот дом был поставлен на старинной опоре.
Наверху, в дырке с неровными краями, ярко полыхало, и от
этого в подвале было не сказать чтоб совсем темно. Егор разглядел груды хлама,
сломанные стулья, тряпье. Под потолком чернели канализационные трубы.
Тут из огненной дыры вниз пролилась золотая струйка,
вспыхнула какая-то ветошь, и в подвале стало светлее.
Увидев, как споро занялась от керосина куча мусора, а за ней
вторая, Егор понял, что радоваться рано. Сгореть преотлично можно и здесь, в
нижнем подвале.
Он кинулся прочь от пламени.
Где-то обязательно должна быть дверь.
Вот, есть!
Деревянная, из рассохшихся досок.
Снаружи на ней, кажется, висел замок, но это была ерунда.
Дорин разбежался, двинул плечом – и вместе с вышибленной
дверью рухнул на пыльный пол, под лестницу.
Лестница была та же самая, по которой Вассер когда-то,
давным-давно, привела его в темницу. Полупролетом выше виднелась знакомая
железная дверь. Пробегая мимо, Дорин коснулся ее рукой и вскрикнул – обжегся о
раскаленный металл.
Вход в подъезд оказался незаколочен. Видно, шпионка
поленилась. Знала, что скоро дом все равно запылает, как спичка.
Здесь, с лестницы, пожара было не видно, но его близость
чувствовалась. Здание словно подрагивало, жарко вздыхало, издавало странные
охающие звуки.
Егор выскользнул за дверь и чуть не задохнулся от свежего
ночного воздуха. Ноги подкосились, не захотели идти.
Ночь, собственно, уже почти закончилась, небо сочилось
серыми тонами рассвета.
Если сейчас июнь, то часа четыре. Если июль, пол пятого –
пять, подумал Дорин.
В глубине дома что-то ухнуло, со стены посыпалась
штукатурка, и лейтенант пополз прочь от опасного места.
Возле приземистого сарайчика решил дать себе отдых. Всего на
минутку.
Сел, привалился спиной, шумно задышал ртом.
Это он правильно придумал. Можно сказать, повезло Дорину, в
очередной раз. Прежде, чем истекла эта самая минутка, в окнах первого этажа
запрыгало пламя, осветив весь двор. И тогда стало видно, что в тени дома
напротив стоит высокая женщина. Она не отрываясь смотрела на пожар. Руки держала
в карманах.
Егор так и вжался в стенку сарая.
Вот ведь дотошная немчура! Хочет лично убедиться, что радист
похоронен под обломками.
Если б он вышел из подъезда в полный рост, а не выполз на
карачках, наверняка заметила бы. И пристрелила бы, можно не сомневаться.
Когда первый испуг прошел, Дорин сказал себе: отлично,
дотошность вас и погубит, драгоценная фрау Вассер. Руки бы только освободить.
Он пошарил по земле, нашел половинку кирпича с острым
изломом. Зажал между колен, стал тереться об край ремнем, который все еще
стягивал его запястья. Трет и вертит головой: то направо, на силуэт в
подворотне, то налево, на горящий дом.
Там уже пылали все три этажа. Пустая, высушенная сквозняками
постройка занялась азартно, весело. Выбитые окна гулко хлопали рамами, с крыши
валились куски жести.
Окрестные жители мало-помалу просыпались, разбуженные шумом.
Вот уже заголосила какая-то баба, загудели мужские голоса.
Во двор высыпали растрепанные, полуодетые люди.
Где-то вдали завыла пожарная сирена и уже не умолкала.
Теперь Егор смотрел только на Вассер. Не упустить бы момент,
когда станет уходить.
Она шагнула назад и скрылась в густой тени, когда дверь
горящего дома слетела с петель, вышибленная столбом пламени. Теперь из подъезда
уже никто не смог бы выйти – там бушевал огненный смерч.
Отшвырнув кирпич, Дорин побежал догонять. Дотереть ремень он
не успел, пришлось крутить кистями на бегу – может, удастся порвать?
Вот она, голубушка! Быстро идет вниз по переулку.
Было уже почти совсем светло, и Егор успокоился: теперь не
уйдет.
Не оглянулась бы только.
На всякий случай он перемещался зигзагами. Даст ей отойти –
и сделает перебежку, от дерева до крыльца, потом от крыльца до водосточной
трубы.
Вот Вассер дошла до угла, повернула на бульвар.
