До угла Егор припустил бегом, чтоб хоть немного наверстать
упущенные минуты. Вряд ли немцы затеяли слежку прямо возле ГэЗэ – побоятся
мозолить глаза охране, ночью-то. От Сорокового гастронома перешел на шаг,
сначала быстрый, потом помедленней.
В прошлый раз, перед встречей с Селенцовым, времени
собраться с мыслями не было, зато теперь, под мерный стук каблуков, думалось
ясно и четко.
Слюнтяй ты, Дорин, со своими переживаниями и сомнениями.
Микроскопный человечек, маловер. Уже готов был осудить Наркома за троллейбус и
восемьдесят две жизни. Не зря пали эти советские граждане. Они стали гвоздями,
укрепившими бастион нашей будущей победы. Вассер все-таки клюнул! Теперь, если
он сорвется с крючка, виноват в этом будет не Нарком, а исключительно лейтенант
Дорин. На тебя и только на тебя ляжет тяжкая ноша ответственности за
погубленных людей. Сейчас все они смотрят своими мертвыми глазами на то, как ты
идешь по ночной улице, и шепчут: «Гляди в оба, Егор. Не допусти, чтобы наша
смерть оказалась напрасной».
Но с такими мыслями хорошо идти в атаку – вскипеть священной
яростью и вперед с криком «Ура! За Родину!». Егору же сейчас требовалась не
ярость, а холодная голова. Поэтому он заставил себя думать не о страшной
ответственности, а о делах практических.
Если Нарком – великий стратег, то шеф – великий тактик.
Рассчитал точно: Вассеру позарез нужна связь. Терпел без нее сколько мог, но в
конце концов был вынужден пойти на риск. Конечно, он устроит «радисту»
проверку. Не выдержишь ее, провалишься – убьет. И не то беда, что одним
дураком-лейтенантом на свете меньше станет. За дело обидно.
Сделалось Егору разом и страшно, и азартно. Я – стальной
болт, сказал он себе, и шаг стал тверже, походка уверенней.
У Сретенских ворот из подворотни навстречу качнулась тень,
за ней вторая.
Уже, так скоро?
Их было двое. Поднятые воротники, сдвинутые на глаза кепки.
По виду – шпана шпаной, но после Селенцова Егор был готов ко всякому.
Он ждал, что спросят про Володю, однако сиплый тенорок
попросил:
– Эй, корешок, дай закурить.
И вправду шпана, самая обычная. Разозлившись на зря
скакнувшее сердце, Дорин огрызнулся:
– Да пошел ты!
Глупо, конечно. Только потасовки ему сейчас не хватало. Но,
видно, было в его тоне что-то такое, отчего те двое шарахнулись назад, в
темноту.
– Жлобина, – обиженно донеслось вслед. Лейтенант даже не
оглянулся.
Перебежал улицу перед носом у пустого трамвая, зашагал по
Сретенке. Миновал один переулок, второй и вдруг услышал сзади:
– Молодой человек, вас не Володей зовут?
Голос женский.
Обернулся – под табличкой «Колокольников пер.» стояла
девушка. Стройная, высокая, в сером пальто такого же оттенка, что угол дома –
поэтому, проходя мимо, Егор ее и не заметил.
Почему-то на этот раз сердце повело себя прилично. Наверное,
постеснялось испугаться женщины. Хотя, конечно, и представительница слабого
пола запросто может разрядить в упор обойму. Тем более что руку незнакомка
держала в кармане.
Егор медленно подошел.
Прядь темных волос из-под косынки. Черные брови вразлет.
Взгляд прямой, неженский. Лицо странное, будто застывшее.
– Ну, – настороженно сказал Дорин. – Дальше что?
Она вынула руку из кармана, протянула. Пожатие было крепкое,
неженское, да и ладонь широкая.
– Идемте, – сказала девушка и, не дожидаясь, первой пошла по
переулку.
– Куда?
– Увидите.
Егор догнал ее, посмотрел сбоку. Профиль был четкий, как у
статуи. Вообще сбоку она показалось ему красивей, чем спереди.
– Так все ж таки, куды зараз идем? – повторил он.
– Решено перевести вас на более безопасную квартиру. Там и
поговорим.
Грохнуть, что ли, хотят, подумалось Егору, и он внутренне
сгруппировался. Боксера с хорошей реакцией врасплох застать трудно. Еще
посмотрим, кто кого.
Они прошли сто метров, двести. Освещенная улица осталась
сзади. Темные, будто неживые дома сдвинулись теснее. Самое подходящее место для
мокрого дела.
Но девушка подозрительных движений не делала, вокруг тоже
было тихо – ни шорохов, ни металлических щелчков.
Дорин немного расслабился. Если и будут кончать, то, похоже,
не на улице.
Он приготовился, что они теперь будут долго петлять по
лабиринту сретенских переулков, но девушка свернула направо, где за пустырем
торчал прямоугольник трехэтажного дома с осевшей крышей и выбитыми стеклами. На
стене белой краской выведено «ПОД СНОС».
Земля была засыпана мусором, щебенкой. Приходилось смотреть
под ноги, не то навернешься.
Неразговорчивая Дорину досталась спутница. Октябрьский,
наверное, сразу бы начал ее пульпировать, а Егор молчанию был рад. Хоть и
затвердил легенду назубок, а все-таки нервничал: спросит что-нибудь
неожиданное, и поплывешь. Отсрочка ключевого разговора была кстати.
С другой стороны, настоящий Карпенко вряд ли отмалчивался
бы.
– Кем решено-то? Насчет другой квартиры? – спросил он,
надеясь услышать в ответ: «Вассером».
Но незнакомка сказала:
– Центром.
И вдруг показала на заколоченную досками дверь подъезда:
– Сюда.
Егор моментально вновь мобилизовался. Пришли!
Девушка выдернула гвоздь, сняла доску. Внимательно
оглянувшись на окна соседних домов (темные, лишь в одном за шторами оранжево
светилась лампа), толкнула дверь и скрылась в черной щели.
Спокойно, велел себе Дорин. Двум смертям не бывать, а одной
не миновать.
– Ну что же вы! Быстрей! – раздалось из проема. Вздохнул
поглубже, шагнул.
В подъезде пахло пылью и мышами.
Что-то щелкнуло, и Егор уж хотел метнуться в сторону, но
девушка всего лишь зажгла фонарик.
Вверх вела лестница. На выщербленных ступенях какой-то хлам,
засохшие кучи дерьма.
