– Профессионал. Даже посильней Ягоды, а тот был мастер
своего дела, что бы про него теперь ни говорили. Наш Нарком – одна сплошная
целеустремленность. Жесткий? Да. Жестокий? Безусловно. По понятиям 19 века,
Толстого там с Достоевским и Надсоном, вообще чудовище и злодей. Только мы с
тобой, Дорин, живем в веке двадцатом. Тут другие правила и другая мораль.
Нравственно всё, что на пользу дела. Безнравственно всё, что делу во вред.
Время нам с тобой досталось железное, дряблости и жира не прощает. Или враг
нас, или мы его. А добрыми и жалостливыми станем потом, после победы.
Показалось Егору, что старший майор это не только ему, но
будто и самому себе говорит. Рукой рубит воздух, лицо посуровело. И резко так:
– Еще вопросы?
Понял Дорин, что с рискованными темами пора завязывать –
хорошего понемножку. Следующий вопрос задал такой:
– А какое вы мне, товарищ начальник, дадите задание?
Октябрьский рассмеялся, покрутил головой.
– Парень ты, я вижу, и вправду неглупый. Нахальный, но меру
знаешь. А знать меру -это, может быть, самое главное качество в человеке.
Постучали в дверь. Вошел какой-то дед – по-домашнему, в
рубашке с подтяжками, на шее портняжный метр. Хмуро сказал:
– Здравия желаю. Этот, что ли?
– Этот, этот. Обмерь-ка его, Степаныч.
Степаныч кинул на Егора один-единственный взгляд.
– Чего тут мерить? Фигура стандартная. 48-й размер, 3-й
рост. Нога у тебя, парень, сорок два? Ну и всё.
– Через сто двадцать минут чтоб было готово, – официальным
тоном велел Октябрьский. – Выполняйте.
Старик вышел, а у Дорина внутри всё так и сжалось. Через два
часа? Так скоро?
Октябрьский вышел из-за стола, на ходу подцепил стул,
поставил перед Егором спинкой вперед. Сел, подбородок с ямочкой пристроил на скрещенные
руки.
– Ну слушай, Дорин. Буду вводить тебя в курс дела. По
порядку, от общего к частному. Вот тебе первый факт для осмысления. Скоро
начнется война. С Германией.
Егор сморгнул. Что с немцами когда-нибудь воевать придется,
это не новость, все понимают. Но чтобы «скоро»?
– Вопрос этот Фюрер решил еще прошлым летом, сразу после
Франции. Войска к нашим границам фрицы стягивают уже несколько месяцев, не
шибко-то и прячутся. Потому приказом Наркома заведено литерное дело с
оперативным названием «Затея», для сбора данных о немецкой военной угрозе и
работы на этом направлении. С этим ясно?
Дорин кивнул.
– Идем дальше. Факт номер два. По агентурным сведениям,
Германия должна была ударить в середине мая. Поэтому наши агенты провели
превентивную операцию в Югославии. Ну, ты, наверно, в курсе.
– Так точно. В газетах читал. Патриотически настроенные
офицеры югославской армии устроили переворот и разорвали пакт с фашистами.
– Вот-вот. Переворот организовать – дело не столь хитрое.
Думали, впадет Фюрер в истерику, кинет на Балканы свои дивизии от наших границ,
да и увязнет хотя бы на месяц, на два. Тогда нападать на Советский Союз в этом
году ему станет не с руки. Пока ноты-ультиматумы, пока войска доберутся до
Югославии, пока повоюют, пока передислоцируются обратно – пол-лета и пройдет.
Только недооценили мы Фюрера. Он не стал тратить время на дипломатию, ударил
молниеносно, через десять дней после переворота. Еще за неделю расчехвостил всю
югославскую армию. Знаешь, чем они югославам дух сломали? Зверской
бомбардировкой Белграда. Пятьдесят тысяч убитых, все сплошь мирные жители.
Раньше так не воевали. Чудовищно, но эффективно. После этого вся югославская
армия, 340 тысяч человек, в плен сдалась. И что же мы в результате всей этой
катавасии имеем? Полную неизвестность, вот что. – Октябрьский изобразил
недоуменную гримасу. – Сидим, гадаем на кофейной гуще: нападет на нас в этом
году Гитлер или передумал? Есть сведения, что он хочет сначала добить Англию, а
с нами разобраться в следующем году. Правда это или дезинформация? Вот главный
вопрос, на который должна дать ответ вверенная мне группа. От того, найдем ли мы
правильный ответ, зависит решение ЦК и, в значительной степени, исход грядущей
войны. То ли нам надо срочно бросать все силы на укрепление границ, сворачивать
реорганизацию армии, закрывать долгосрочные проекты по созданию самолетов и
танков нового поколения. То ли спокойно, не нервничая и не суетясь, завершить к
весне 42-го программу укрепления обороны, и тогда нам сам черт не брат.
Старший майор замолчал, давая слушателю возможность как
следует вникнуть в сказанное.
– Ты, Дорин, не удивляйся, что я тебе, младшему лейтенанту,
про большую политику толкую. Я у себя в группе статистов не признаю. Каждый
сотрудник, даже привлеченный вроде тебя, обязан понимать не только свой маневр,
но и общую картину. А также свою ответственность за происходящее. Страшную
ответственность. Ведь что будет? Мы проведем работу, я выдам заключение
Наркому. Нарком пойдет с нашим заключением к Вождю. Вождь примет решение.
Ошибемся – наше социалистическое отечество может погибнуть. Осознаешь?
– Это какой нарком? – спросил Дорин. – Товарищ нарком
госбезопасности или сам Нарком?
Октябрьский даже обиделся:
– Конечно, Сам.
В феврале месяце прежний НКВД разукрупнили на два наркомата
– Внутренних Дел и Государственной Безопасности. К делению этому сотрудники еще
не привыкли, да и было оно больше условным. Сидели под одной крышей, ходили по
тем же коридорам, ездили в общие дома отдыха. Даже руководство не сменилось,
просто бывший начальник Управления госбезопасности тоже стал называться
«народным комиссаром». Чтобы не путаться, сотрудники называли его «нарком
госбезопасности», а прежнего – просто «Нарком» или «Сам». По-правильному
именовать главного чекиста страны теперь следовало бы «заместителем
председателя Совета народных комиссаров». Недавно получил он это высокое
назначение и курировал теперь не только Органы, но и еще несколько ключевых
ведомств.
В общем, одно дело спецгруппа подчинялась бы товарищу
наркому госбезопасности, и совсем другое – напрямую Наркому.
Егор, что называется, проникся.
