– Куда?
– К паровозу, ядрёная пришпа!
Стрелять Помпилио не хочет, но у него нет выбора.
«Дерьмо!»
Именно этим словом Орнелла Григ комментировала впоследствии описываемые события.
Что собирается делать лысый, капитан поняла в самый что ни на есть последний момент. Потом, за бокалом вина, Григ честно признавала, что дер Даген Тур её поразил: принял единственно правильное решение меньше чем за секунду. Но в тот момент девушке было не до восхищения.
Она закричала от страха и резко оттолкнулась ногами от стенки поезда. Потом ещё раз, сильнее, не думая, выдержит ли карабин, не перетрётся ли верёвка, хватит ли длины… Какое всё это имело сейчас значение? Ещё один отчаянный рывок, назад и чуть в сторону, чтобы оказаться как можно дальше от проклятой мины. Ещё крик, толчок ногами и…
Приклеенную к стеклу мину выносит мощный заряд картечи.
– Дерьмо!!
А нитробол демонстрирует, почему его считают лучшей взрывчаткой Герметикона. У окна вспыхивает огненный шар, двухэтажный вагон наклоняется в противоположную сторону, всё скрипит, ударная волна подхватывает цепляющуюся за верёвку девушку и резко поднимает вверх. На мгновение Орнелла зависает над мчащимся поездом, затем верёвка натягивается, тело послушно летит вниз и смачно впечатывается в крышу вагона.
– Дерьмо…
Взрыв швыряет Помпилио на противоположную стену. Жаркое дыхание огня, мощный удар затылком, и бамбадао тряпичной куклой валится на пол.
– Ядрёная пришпа…
Последние слова перед тем, как потерять сознание.
Лицо в крови, дыхание сбито, пара рёбер сломаны, но главное – жива. Жива, но сползает по гладкой крыше вниз. И не может удержаться. И сил нет вцепиться во что-нибудь, хотя бы ногтями в железо. Нет сил. Есть только понимание того, что она вот-вот сорвётся.
Григ оглушена.
Поезд выходит на мост, перед глазами бегут металлические фермы, но девушка их не видит. Ничего не видит.
– Орнелла!
Колотушка бросается к подруге, Колдун вскакивает на ноги и палит с бедра, прикрывая девушек от засевшего на краю вагона врага. Эбби обрезает веревку, хватает командира за плечи и тянет вверх, к центру крыши.
– Дерьмо, – шепчет Григ, окончательно проваливаясь в небытие.
– Дерьмо! – вырывается у Нестора само собой.
А что ещё, извините, кричать, когда взбрыкнувший вагон толкает тебя в грудь, рука срывается, ноги «едут», и ты чувствуешь, как летишь в упругий поток воздуха. Волосы развеваются, ветер рвёт рот, земля переворачивается, начинает приближаться… В последний момент Гуда выпускает карабин и ухитряется вцепиться в поручень. Поток подхватывает его, бьёт о вагон, разворачивает спиной к стене, больно разворачивает, резко вывернув плечо, но пальцы Нестор не разжимает. Знает, что только пять сжатых пальцев отделяют его от полёта в никуда, и не разжимает.
А когда взгляд фокусируется и в голове перестаёт шуметь, Гуда видит идущие в атаку бронетяги.
Четыре здоровенных «Доннера» мчатся под гору, намереваясь растоптать застрявшие у переправы «Азунды». Жахает пушечный выстрел. Первый. За ним второй, смешавшийся с грохотом разрыва. И дар шепчет:
– Дурацкая планета.
* * *
– Ненавижу! – орёт Хильдер.
И все офицеры, все солдаты четвёртого мехэскадрона дружно повторяют за ним:
– Ненавижу!!
Они устали бояться, устали убегать, устали проигрывать. Устали стыдиться слабости, отводить глаза при встрече с беженцами, со вдовами боевых товарищей, с детьми, потерявшими отцов. Они давно мечтали отомстить и теперь повторяют:
– Ненавижу!!!
И мчатся вперёд, вместо того чтобы гвоздить врагов из пушек.
Тяжеленные «Доннеры» превосходили остальные бронетяги и массой, и толщиной брони, и калибром пушки – всем, кроме скорости, но тут помогли гонка и рельеф, а потому мехэскадрон летел на врага с невообразимой для «Доннеров» прытью. Мчался под гору бронированным табуном и орал: «Ненавижу!» Не думал о схеме сражения, а потому первый выстрел прозвучал, когда бронетяги преодолели половину расстояния до противника. Первый выстрел не подготовлен, и снаряды уходят в «молоко».
Но это никого не волнует.
– Огонь!
Второй выстрел задевает нос «Ядрата», заставив колёсного монстра пошатнуться. Да какой он монстр? Монстры сегодня «Доннеры»!
И Ян хохочет:
– Ненавижу!!!
– Вот вам!!
«Бёллеры» наконец врезали. Поздно, но что делать: пока экипажи увидели врага, пока добежали до машин, пока навели… Наводчики, кстати, сработали отлично – оба снаряда в цель, – но лобовая броня «Доннера» держит удары. Снаряды разлетаются осколками, оставив после себя лишь вмятины, а бронетяги продолжают упрямо переть вперёд, огрызаясь редким пушечным огнём. Скорость «Доннеры» набрали чудовищную, казалось, даже если перебить экипаж, или вырвать кузель, или выбросить Философский Кристалл и даже оторвать траки – они всё равно продолжат путь. Долетят по инерции и раздавят.
И от этого ощущения становится страшно.
«Бёллеры» дают повторный залп, однако Адам приказывает второму:
– За мной!
И поспешно отводит «Азунды» в сторону.
– Трус! – цедит кто-то. – Волосатая мразь.
– Ему нужно пространство, – не оборачиваясь, рявкает Крачин.
– Что?
– Потом поймёшь, тупица! И заткнись, пока я не помог!
Растерянные эрсийцы – кирасиры и сапёры – столпились в стороне от побоища и, не способные помочь, в бессильном напряжении следили за происходящим. Внезапная атака, ревущие «Доннеры», быстро сокращающееся расстояние – эрсийцы осознавали, что бой будет тяжёлым и страшным, а потому бегство «Азунд» вызвало у них неоднозначную реакцию.
– У него не было выхода.
– И ещё он твой друг, – замечает Хачин.
Аксель холодно смотрит на командира сапёров, криво усмехается и спокойно отвечает:
– Да, Карл, мне повезло.
Ненависть – отличный стимулятор. Хильдер не думает о том, что происходит, что будет, к чему всё идет, а главное – куда подевались «Азунды»? Ян хочет мстить, убивать, и пока у него всё получилось. А ещё – внутри у него царит настоящая Пустота. Настоящая, потому что в ней пылают ужасающие Знаки.
Ян хочет убивать.
И смеётся, когда получается.
Выстрел третьего номера угодил в хранилище боеприпасов «Бёллера» – последовавший взрыв услышали, наверное, даже в Убинуре. Башня исчезла: то ли унесло далеко прочь, то ли распылило в том огненном кошмаре, что образовался на месте погибшего бронетяга.
