Тропинки безнадежно путались, но основная масса облаков над горой была на севере, и она старалась держать направление на нее. Странно было блуждать вот так, почти потерявшись среди деревьев, и Дианора с испугом поняла, что уже очень много лет не испытывала такого одиночества.
В ее распоряжении оставалось всего два часа, а идти было очень далеко. Она ускорила шаги. Чуть позже справа от нее взошло солнце, и когда она в следующий раз взглянула вверх, часть неба уже стала голубой, и в этой голубизне кружились чайки. Она сняла капюшон и тряхнула головой, освобождая длинные волосы, и в ту же секунду увидела толстую, высокую северную стену из серого камня за рощей оливковых деревьев.
Стена вся заросла виноградными лозами и пучками мха, пурпурными и темно-зелеными. Тропинка заканчивалась у олив, разветвляясь на запад и восток. Она несколько секунд постояла в нерешительности, пытаясь сориентироваться, вспоминая то лето и ночные факелы. Потом пожала плечами и пошла на запад, потому что так ей подсказывало сердце.
Через десять минут, обогнув пруд, в котором дрожало отражение белых облаков, Дианора подошла к калитке.
Она остановилась, ей вдруг снова стало холодно, хотя утро теперь, с восходом солнца, стало теплым. Она посмотрела на арку калитки и ржавые железные петли. Калитка была очень старой; кажется, на ней когда-то было что-то вырезано, но теперь это изображение или символ почти совершенно стерся. Калитка заросла плющом и виноградом. Розовый куст, который она помнила, еще стоял голый в этот первый весенний день, но колючки на нем были длинными и острыми. Дианора увидела тяжелый засов, такой же ржавый, как и петли. Замок отсутствовал, но она внезапно испугалась, что ей не удастся отодвинуть ржавый засов. Интересно, подумала она, кто последним выходил из этой калитки на луг. Кто, и когда, и зачем. Она подумала о том, чтобы перелезть через стену, и посмотрела вверх. Высота стены составляла десять футов, но Дианора подумала, нет ли на ней опор для рук и ступней. Она уже собиралась двинуться вперед, но тут услышала у себя за спиной какой-то звук.
После, размышляя над этим, Дианора пыталась понять, почему не испугалась еще больше. Где-то в глубине ее души, решила она, таилось предчувствие, что такое может произойти. Серая скала на склоне горы была всего лишь отправной точкой. Не было никаких причин надеяться, что она найдет эту скалу, или то, что ей нужно.
Она обернулась к Королевскому саду, одна среди деревьев и ранних цветов, и увидела ризелку, расчесывающую свои длинные зеленые волосы у пруда.
«Их находят только тогда, когда они сами этого хотят», — вспомнила Дианора. А потом ей в голову пришла еще одна мысль, и она быстро оглянулась, нет ли рядом кого-нибудь еще.
Но они были совершенно одни в саду, вернее, в этой части сада. Ризелка улыбнулась, словно прочла мысли Дианоры. Она оказалась обнаженной, маленькой и очень хрупкой, но волосы у нее были такие длинные, что могли служить ей одеждой. Ее кожа, как и говорил Брандин, была прозрачной, а глаза огромными, почти пугающими, белыми, как молоко, на бледном белом лице.
«Она похожа на тебя», — сказал Брандин. Или нет. «Она напомнила мне тебя», — вот как он сказал. И каким-то потусторонним, пугающим образом Дианора почувствовала, что он имел в виду. Она помнила себя в год падения Тиганы, слишком худую и бледную, почти с такими же огромными глазами на вытянутом лице.
Но Брандин никогда не видел и не знал ее такой.
Дианора задрожала. Улыбка ризелки стала шире. В ней не было никакой теплоты, никакого утешения. Дианора не знала, ожидала ли она найти то или другое. Она и правда не знала, что ожидала найти. Она пришла, надеясь ясно увидеть свой путь, о котором говорилось в древнем предсказании, и, по-видимому, если ей суждено его найти, то это произойдет здесь, среди прихотливо извивающихся тропинок Королевского сада.
Ризелка была красива так, что дух захватывало, но эта красота не имела отношения к красоте смертных. У Дианоры пересохло во рту. Она даже не пыталась заговорить. Стояла совершенно неподвижно в своем простом коричневом платье, с распущенными темными волосами, спускающимися по спине, и смотрела, как ризелка положила белый, как кость, гребень на каменную скамью у пруда и сделала ей знак рукой.
У Дианоры начали дрожать руки, она сошла с тропинки, прошла под аркой деревьев и остановилась перед этим бледным, неуловимым существом из легенды. Она стояла так близко, что видела, как сияют зеленые волосы в мягком утреннем свете. В бледных глазах были тень и глубина. Ризелка подняла одну руку, пальцы на которой были длиннее и тоньше, чем у любой смертной женщины, она подняла ее к лицу Дианоры и прикоснулась к нему.
Прикосновение оказалось прохладным, но не таким холодным, как она боялась. Ризелка нежно провела по ее щеке и по горлу. А потом ее загадочная, нездешняя улыбка снова стала шире, рука скользнула ниже, она расстегнула пуговку на платье Дианоры и потрогала ее груди. Сначала одну, потом вторую, не спеша, все время улыбаясь этой своей таинственной улыбкой.
Дианора дрожала и не могла заставить себя унять дрожь. Потрясенная и испуганная, она почувствовала, как ее тело невольно ответило на это изучающее прикосновение. Она видела детские груди ризелки, полускрытые завесой волос. Неожиданно колени ее ослабели. Раздвинутые в улыбке губы ризелки открывали мелкие, острые, очень белые зубки. Дианора глотнула, чувствуя в сердце боль, которую сама не понимала. Она молча покачала головой, не в состоянии заговорить. И почувствовала, что плачет.
Улыбка ризелки погасла. Она убрала руку и снова застегнула платье, почти извиняющимся жестом. Потом так же нежно, как и раньше, протянула руку и дотронулась до одной слезинки на щеке Дианоры. Затем поднесла палец к губам и лизнула его, пробуя на вкус.
Она и есть ребенок, внезапно подумала Дианора, эта мысль нахлынула, словно волна прилива на берег. И она тотчас же поняла, что это правда, сколько бы лет ни прожило это создание. Она спросила себя, не та ли это стройная, божественная фигурка, которую видел Баэрд при лунном свете у моря в ту ночь, когда ушел из дома.
Ризелка дотронулась до следующей слезы и тоже попробовала ее на вкус. Ее глаза были такими большими, что у Дианоры возникло ощущение, будто она может упасть в них и больше никогда не выбраться оттуда. Это был очень соблазнительный образ, путь к забвению. Она еще секунду смотрела на ризелку, потом медленно, с усилием снова покачала головой.
— Пожалуйста, — прошептала она, переполненная желанием и испуганная им. Она боялась, что слова, желание или томление — что угодно — могут спугнуть ризелку.
Зеленоволосое создание повернулось, и пальцы Дианоры сжались в кулаки. Но ризелка оглянулась через плечо, лицо ее теперь было серьезным, без улыбки, и Дианора поняла, что должна идти следом.
Они подошли к краю пруда. Ризелка смотрела в воду, и Дианора сделала то же самое. Она увидела отражение голубого неба над головой, одинокую белую чайку, разрезающую воздух над прудом, темно-зеленые кипарисы, похожие на часовых, и ветви других деревьев, еще лишенные листвы. И пока она смотрела, поняла, что именно здесь не так, и ее охватил холод слишком рано вернувшейся зимы. Ветер дул над ними и вокруг них, она слышала его в ветвях и чувствовала на лице и в волосах, но вода в пруду была абсолютно неподвижной, словно зеркало, на ней не было ни морщинки от ветра, ни движения в собственной глубине.
