– Нет.
– Представь, что ты никому не нужен. Ты – лишний. Один из миллиардов. Не важно, насколько ты талантлив. На Земле все делали машины. И с каждым годом их становилось все больше. Огромные города постепенно развивались, захватывали целые материки, да и население продолжало расти. Мое поколение родилось и выросло в кварткапсулах – это такие небольшие ячейки мегагорода, индивидуальные, полностью автоматизированные жилые соты.
Егор попытался представить, но воображения не хватило.
– День за днем, год за годом ты никому не нужен, – поначалу Роман Степанович говорил монотонно, но постепенно в его голосе начали прорываться эмоции. – Ты существуешь. Пытаешься найти свое место, призвание, только все впустую. Невозможно себя хоть в чем-то реализовать. Сначала приходит отчаянье, затем дикая скука. Потом наступает апатия. Ты не способен ничего изменить, и от этого опускаются руки. Даже представить не можешь, Егор, как невыносимо ощущать себя лишним! От скуки еще можно спастись, ускользнуть в виртуалку, жить в киберпространстве, захлебываясь грезами, но наступает час неизбежного возвращения в реальный мир, выбираешься из кресла «Вирком», бросаешь случайный взгляд в зеркало и становится тошно… так тошно, что хочется покончить с собой!
Малехов вдруг замолчал, на минуту погрузился в мрачные воспоминания, но через минуту продолжил прерванную мысль:
– Я видел в зеркале отражение жалкого, исхудавшего, питающегося внутривенно существа, которое блуждает в грезах, гадит под себя! Это не жизнь, Егор! Просто поверь мне на слово, если не способен представить. Я ведь получил прекрасное образование, чувствовал, что могу и хочу работать, но хоть голову расшиби о стену, ты никому не нужен! Глобальное одиночество внутри человеческого муравейника! – Малехов безнадежно махнул рукой. – Дни, месяцы, годы прозябания!.. Постепенно пришло равнодушие. И вдруг, внезапно, ни с того ни с сего – звонок в дверь. Открываю, а там приятного вида молодой человек в безукоризненном деловом костюме. Первая мысль – ошибся кварткапсулой, а в душе – зависть, по всему видно – он успешен, нужен, востребован! У него взгляд не потухший, глаза живые, держится уверенно.
Егор не заметил, как попал под гипнотическое, вязкое давление. Реальность Пандоры на время отступила, он погрузился в мир, который считал эталоном цивилизации, но хриплый голос Малехова заставил его заглянуть за ширму внешнего лоска огромных городов.
– И кем он оказался? – спросил Бестужев. Ему хотелось услышать продолжение, снова проникнуться незнакомыми, тяжелыми, но захватывающими воображение эмоциями.
– Эмиссаром Русанова.
– Представителем корпорации?
Роман Степанович кивнул.
– Ты не думай, я не жалею ни о чем! Лишь годы спустя, оглядываясь назад, я понял, по какой схеме действовал Русанов. Он просеивал личные данные населения, не сам конечно, – первое, весьма грубое приближение для него составляли экспертные нейросетевые машины, затем список талантливых людей, оказавшихся на обочине жизни, проходил через целый каскад анализирующих программ. Нас распределяли по группам, используя психологические профили, подбирая ключики, – кого-то брали с помощью чистой логики, кому-то обещали деньги, иным предлагали интересную работу и абсолютную защиту, безнаказанность, ведь корпорация, по сути, стояла над законами, она, – Малехов запнулся, – как бы тебе объяснить? Она стала системообразующим элементом, без «Сибири» экономика России – страны, где я родился и жил, – попросту бы разрушилась, и потому Русанову многое сходило с рук. Ему на девяносто процентов принадлежал самый крупный мегаполис страны. Доходы корпорации только от сдачи внаем кварткапсул исчислялись триллионами…
Малехов не заметил, что уклонился в сторону от им же поднятой темы.
– Я не завидую, просто излагаю факты, – спохватившись, он почему-то извинился.
– Тот, человек, что пришел к тебе…
– Его звали Аркадием. Фамилия – Нетленников. Первое впечатление часто обманчиво. На самом деле он оказался мелкой сошкой в корпоративной иерархии, но в тот день Аркаша имел на меня сильнейшее влияние. Словно нож в масло, вошел в мою жизнь! Перечислил изобретения, о которых я и сам уже начал забывать, несколько раз, между делом, назвал гением, посетовал на засилье машин, на недальновидность государства, не ценящего такие кадры, а затем ненавязчиво соскользнул на тему корпорации, открывающихся перспектив, спросил, как я отношусь к идее колонизации иных миров, дальним межзвездным перелетам, и вдруг без причины заторопился, собрался уходить, но попросил подумать, – в общем, оставил меня в состоянии полной растерянности, шока. Я сутки не спал. Мне казалось, что мир перевернулся, что я вытащил счастливый билет в абсолютно безнадежной лотерее, но ни на следующий день, ни через неделю ко мне больше никто не пришел! Понимаешь?!
– Нет, – честно ответил Егор.
– Русанов – отличный психолог. Для него люди, как глина. На себе испытал. Через месяц, окончательно измученный, я начал понемногу втягиваться в прежний уклад жизни, как вдруг опять, словно гром среди ясного неба – электронное письмо с приглашением прийти на собеседование в ближайшее представительство корпорации. Снова ночь не спал. Места себе не находил. Хотел даже отказаться, думал, это чья-то злая шутка. Но к утру не выдержал, засобирался.
– Тяжело было попасть в проект «Прометей»?
– Нет. Все решалось заранее. Человеку с улицы попасть в ряды сотрудников корпорации вообще нереально. Если кого-то приглашают, то со вполне определенными планами. Но это уже закулисье. Сначала дают глотнуть чистого воздуха, почувствовать себя личностью – идет проверка, тщательная, дотошная. Пять лет я провел на Земле. Затем – Эрида, карликовая планета на окраине Солнечной системы. Маленькие шаги вперед, постоянная борьба – Русанов поощрял правила естественного отбора среди сотрудников. Нас распределяли по научным и техническим группам, постепенно формируя небольшие анклавы внутри корпорации. Спроси любого, истории у всех схожие. Разнятся лишь методы воздействия. Кто-то попал в тепличные условия, кто-то работал ровно, без мечты, но за деньги. Третьим приходилось драться, постоянно доказывая свое право на место в проекте.
– Ты понимал, что вами манипулируют, и не ушел?!
– Куда, Егор? Назад в кварткапсулу? К прозябанию? Не-ет! Капкан захлопнулся. «Прометей» стал делом жизни!
– Значит, единство корпорации – вздор?
– Да нет ее больше, Егор, пойми ты, наконец! Она осталась там, в сотнях световых лет отсюда!
– Почему же вы не дали Андрею Игоревичу восстановить ее?!
– Нечего было восстанавливать! – отрезал Роман Степанович. Похоже, он выговорился, выплеснул скопившиеся эмоции, замолчал.
Бестужева охватила досада. Он не воспринимал Русанова как идола! Андрей Игоревич говорил и делал понятные, правильные вещи! Он стоял на стороне людей, а эти, – он снова ощутил острую неприязнь к Малехову, – всячески мешали, кричали о какой-то свободе, порывались наладить отношения с эшрангами и хонди, от которых Егор видел лишь зло!
