Все пять зажглись ровным зеленым светом.
Я сдвинул брови и оторопело уставился на Шеннон. Джо уткнулся носом в мою руку. Не обращая внимания на мастифа, я произнес:
— Наверное, побочный эффект блокирования передачи результатов? Вы изменили что-то в конструкции анализатора, и он выдает положительные результаты за отрицательные?
— Нет, Шон. — Доктор Эбби спокойно закрыла крышку прибора. Ее движения были медленными и методичными. Она старалась не испугать меня. Но я пребывал в шоке и уже никак не реагировал. — Ни одна из тех переделок, которые мы произвели с нашим оборудованием, не настолько самоубийственна и глупа, чтобы выдавать положительный результат за отрицательный. Здесь отключено считывание, как и в случае с первым анализом. Данные поступили на мой компьютер. Мне удалось прочесть весь твой вирусный профиль.
— Что вы пытаетесь сказать?
— Я не пытаюсь. Я утверждаю, что ты — чист. Это касается всех твоих анализов крови, которые ты сдал сейчас в моей лаборатории. — Доктор Эбби торжественно посмотрела на меня, с трудом скрывая волнение. — Ты не болен, Шон. Активации вирусного процесса у тебя не будет. Я не знаю, что вытворил твой организм, но он встретился с Келлис-Эмберли… и поборол его. Ты будешь жить.
Я не знал, что ответить. Поэтому я просто сидел и таращился на Шеннон, а на панели прибора ровно горели зеленые огоньки — будто обвинение в преступлении, которого я не замышлял. Я всегда был прав: активация была бы слишком легким выходом. Когда у меня появился шанс, я каким-то образом справился с заражением. Я мог жить дальше.
И что теперь?
Кода: Жить для тебя.
Я уже не понимаю, что происходит. Когда мир утратил всякий смысл?
Шон Мейсон
Что же здесь, в конце концов, творится?
Джорджия Мейсон
Один сочинитель спросил меня сегодня утром: если бы у меня было желание — одно-единственное на свете, маленькое или большое — чего бы я пожелал? Чего бы я хотел? Да, чтобы Вселенная изменилась и исчез вирус Келлис-Эмберли. Черт, я мог бы попросить, чтобы вообще не было никакого Пробуждения. Пусть бы все стало, как прежде. Мы бы оказались в нормальном мире — без зомби и без нашей одержимости дезинфекцией и стерилизацией. Но я молча смотрел на сочинителя до тех пор, пока он не осознал нелепость и глупость своего вопроса. Он поспешно ретировался: наверняка догадался, что я могу вот-вот распустить руки.
Он не ошибся.
Если бы я мог загадать желание — огромное или совсем крошечное — я бы пожелал, чтобы вернулась Джорджия. Без нее — ничего не имеет смысла. А если вам не нравится мой ответ, можете убираться куда подальше. Мне плевать.
Из блога Шона Мейсона «Приспособительный иммунитет», 5 января 2041 года.
Двадцать семь
Я очнулась на кровати в белой комнате, где пахло хлоркой. Внутри моего мозга еще таилась спутанная паутина сна, вгрызавшаяся в сознание, словно крыса. Я ахнула и села, обнаружив, что одета в просторную хлопковую пижаму и укрыта одеялом в пододеяльнике без пуговиц и петель. Я сделала вдох, потом — еще один, пытаясь заставить сердце биться медленнее. Потом я обвела взглядом помещение.
Здесь находились только кровать и тумбочка с закругленными углами. Я протянула руку к тумбочке и попробовала ее качнуть. Она была привинчена к полу. Вероятно, кровать тоже. В комнате ничего нельзя было использовать в качестве оружия — ну разве что удушить себя простынями. Даже повеситься невозможно — не на что набросить веревку.
Всю стену занимало огромное встроенное зеркало. Полагаю, с другой стороны через него можно было вести наблюдение. Наличие подобного устройства может означать только одно: медицинское учреждение. Видимо, принадлежащее ЦКЗ. Моя догадка вполне согласовывалась с теми кошмарами, которые мне снились. Они были путаные — что-то про масштабную вспышку инфекции. Хотя точнее — про локальную… Людей в моих снах было не слишком много… По крайней мере, когда мы заперли двери. А нам пришлось сделать это, потому что…
— Я вижу, вы проснулись.
Голос донесся из динамика, встроенного в стену над зеркалом. Звук стал для меня полной неожиданностью. Я негромко вскрикнула и натянула одеяло до шеи, но тут же поняла, как глупо себя веду. Кто бы меня ни засунул в ЦКЗ, они могли бы сделать со мной гораздо более чудовищные вещи, кроме вежливых разговоров… если бы только пожелали. Я подозрительно уставилась на динамик и разжала пальцы, сжимавшие одеяло.
— Я проснулась, — подтвердила я.
— Хорошо. Поначалу у вас может отмечаться небольшая дрожь. Не советую вам ходить, пока вы не окрепнете.
Еще до того, как голос закончил фразу, я вскочила с кровати и направилась к зеркалу. Я резко остановилась и замерла, увидев свое отражение. Для моих глаз односторонние зеркала никогда не являлись преградой. Я была уверена, что обнаружу своего собеседника, скрывающегося в соседней комнате.
Но по какой-то причине все стало по-другому. Я видела лишь себя.
Пижама была мне на пару размеров велика, но, возможно, я просто похудела. Вид у меня был такой, словно я выздоравливала после долгой тяжелой болезни. Бледная кожа, косточки тонкие, как у птицы. Ключицы торчали, как ножи, и из-за этого я казалась невероятно хрупкой. Волосы слишком отросли. Пряди ниспадали до плеч и завивались густыми волнами. Они всегда появлялись, если я позволяла волосам отрастать. А мои глаза… С ними случилось что-то непонятное.
Я все еще не могла оторваться от зеркала, когда спокойный голос зазвучал вновь. Он наполнил собой все пространство.
— Мы очень рады видеть вас проснувшейся. На первых порах вы будете ощущать дезориентацию, но бояться этого не нужно. Динамики, установленные в вашей комнате, реагируют на голос. Не стоит искать кнопки или клавиши. Просто говорите четко и громко, и мы вас поймем. Будьте так добры, назовите ваше имя и скажите, каковы ваши последние воспоминания?
Я глубоко вздохнула, на миг задержала дыхание, а затем медленно выдохнула. Глядя прямо на свое отражение, а следовательно, на того, кто находился в соседнем помещении и следил за своим подопытным зверьком, я ответила:
— Меня зовут Джорджия Мейсон. Что здесь творится?
Благодарности
Сочинять продолжение «Корма» было и радостно, и страшно. Но у меня бы ничего не получилось, если бы не помощь чудесных людей. Даже не знаю, как всех вас благодарить. Со мной сотрудничали медики-профессионалы, работавшие с людьми и животными, и специалисты в оружейном деле, и эпидемиологи. Каждый внес свой вклад в «Крайний срок» — без вас мой роман не появился бы на свет.
Мишель Докери — мой давний редактор — заслуживает особого упоминания. Она отказалась заниматься «Кормом», поскольку там упоминались зомби. Но, прочитав уже вышедшую книгу, она немедленно затребовала рукопись «Крайнего срока». Спасибо ее наблюдательности и проницательности — работа Мишель безмерно улучшила этот роман. Теперь точно не скажешь, что она отказалась от «Крайнего срока», а я сэкономила на корректоре. Брук Лундервиль стала главным медицинским консультантом книги. Она проштудировала роман от корки до корки, а я учла все ее бесценные замечания.
