– Что?!! – Феофан схватил Мишку за плечо и вперился ему в глаза испуганным, как показалось Мишке, взглядом. – Он с ней встречался?!!
– Да, а что…
– А вот и краски твои. – «Особист» мгновенно справился со своим не то испугом, не то удивлением. – Тебе какая нужна?
– Серебрянка, алая, черная, но больше всего – серебрянка.
«Блин, да что ж такое-то? Какие у отца Михаила могут быть заморочки с местным ГБ? Да еще Нинея… Вообще-то они оба представители очень древних боярских родов… Что, христианские „безопасники“ опасаются сговора? Бред! Отец Михаил фанатик, а Нинея язычница, к тому же она древлянка, а он кривич, а кривичи всегда от остальных славян немного особняком держались. Впрочем, для Константинополя мы все – дикие русы. Опасаются, что у отца Михаила варварские корни возобладают над христианским воспитанием? Идиоты!»
– Здорово, Антип! – бодро возгласил Феофан, обращаясь к человеку, сидящему на лавочке возле обширного то ли сарая, то ли амбара, стоящего на самом краю торговой площади. – Вот отроку серебряная краска нужна, дорого ли возьмешь?
Антип оказался тощим, мосластым дядькой с длинной, но какой-то неровной, словно оборванной по нижнему краю, бородой. Мишке его внешность почему-то показалась очень знакомой, он напряг память и чуть не ахнул. Антип был почти точной копией одного из персонажей фильма «Неуловимые мстители» – бандита, охранявшего запертого в баньке «засланного казачка» Даньку.
При виде Феофана Антип даже и не подумал встать или каким-либо иным образом выказать уважение подошедшему священнику.
– Здорово, Фенька! Цена известная: за серебро – серебром!
– Ну ты не жадись, парень-то хороший!
Феофан как будто и не заметил фамильярного обращения «Фенька».
– Видел я этого парня на торгу. Здорово ножи мечет! Да только цена для всех одинаковая, и для хороших, и для плохих, и… для твоих.
«Здорово напоминает встречу оперативника с агентом, как это в кино показывают. Только вот кто тут над кем начальник? Старик явно хамит, а Феофан – ни гугу. Такой ценный сотрудник или еще что-то? Да пошли они все… Мне только этих проблем не хватало!»
– Да что ты, ей-Богу, Антип! Парень – ученик дружка моего старинного Михаила. Я его случайно встретил, он краски искал.
– Конечно, случайно, а как же… Постой! Это какого же дружка Михаила? Это который…
– Почем краски, я спрашиваю! – Ласковость и улыбчивость с Феофана как ветром сдуло, и Антип отреагировал адекватно – заткнулся на полуслове, выдержал чуть заметную паузу и спросил уже совсем другим тоном:
– Гм… А много ль надо?
– Тебе сколько, Михаил?
– Да я и не знаю, посмотреть бы.
Сарай (или амбар?), возле которого сидел Антип, оказался складом. Чего там только не было! Даже при самом тщательном размышлении невозможно было определить, на торговле каким именно товаром специализируется хозяин всего этого богатства. Самой подходящей, на Мишкин взгляд, версией была скупка краденого. Тот же факт, что у «особиста» Феофана имеются какие-то особые отношения с барыгой, пожалуй, не опровергал, а подтверждал это предположение.
Впрочем, как следует оглядеться в Антиповых закромах Мишке не удалось – нужная краска нашлась недалеко от входа. На вид она выглядела, как та же алюминиевая пудра. Мишка выспросил: на чем ее разводить, какую поверхность можно выкрасить количеством краски, помещающейся в горшочек размером примерно со стакан, долго ли будет сохнуть. Получалось вполне приемлемо, хотя цену Антип заломил, несмотря на многозначительное покашливание Феофана, немилосердную. Мишка поблагодарил и обещал зайти позже с деньгами.
– Ну а теперь пошли к камнерезам, – даже и не подумав попрощаться с Антипом, сказал Феофан. – Если мой заказ выполнили, я тебе такую красоту покажу – ахнешь!
Мишка действительно ахнул. Красотой оказались шахматы, вырезанные из зеленого и розового камня, кажется из яшмы – в геологии Мишка был не силен, но работа была – загляденье.
– Вот, Михаил, гляди. – Феофан взял в руку пешку. – Ты пока невелика фигура, но скоро станешь ратником. – В руке у Феофана появился конь. – Или в купцы подашься? – На ладони монаха конь сменился ладьей.
«Да что они все – как Чапаев? Тот Петьке тактику конницы на картошке объяснял, Нинея процесс познания человеческого характера – на матрешках, этот карьерные перспективы – на шахматах. Сговорились, что ли?»
– Парень ты способный, так что в рядовых, что на воинской, что на купеческой стезе, не задержишься, – продолжал «особист». – Станешь сотником или в первую купеческую сотню выбьешься. – Феофан поднял с доски слона. – Но на воинской стезе можешь и до боярина дорасти. – Указательный палец «особиста» лег на макушку фигурки ферзя. – Только не ошибись, когда будешь выбирать, на какой стороне доски оказаться!
«Понял вас, „товарищ майор“. Интересно: это ваша собственная инициатива, или Илларион меня вербануть приказал? Что же ты, отче Михаил, про меня дружку своему отписал такого, что местная ГБ на меня глаз положила? Версий может быть куча: нужен зачем-то выход на Нинею, требуется иметь глаза и уши в ратнинской сотне, „прижилась“ идея с православным рыцарским орденом и т. д. и т. п. Вообще-то игрушки кончились, он со мной на полном серьезе работает. Отмазаться, скорее всего, не выйдет, да и не в моих интересах, но пешкой в ваших руках, „товарищ май op“, я быть не собираюсь. Не в СССР живем, в конце концов. Антип, кстати сказать, очень наглядно это показал».
– Понимаю тебя, отче: если придет человек и покажет мне шахматную фигурку, значит, он от тебя, а если мне понадобится что-то тебе передать, то надо не на епископское подворье идти, а сюда. Или к Антипу? Только не рано ли ты меня обхаживать начал – мне ведь всего тринадцать?
– Вот и мы с Михаилом думаем: всего тринадцать, а такой разум. И поведение тоже. Не странно ли?
«Ну сейчас посмотрим, „какой ты Сухов“.
– Тебе-то ладно, отче, а Михаил мог бы и понять – древнего рода боярин, хоть и монах. Я – восьмое колено воинского рода! За моим дедом сотня латников, по европейским понятиям, он – граф, а земель в его графстве не меньше, чем в герцогстве Нормандском. Про Вильгельма Нормандского слыхал, конечно?
Мишка выпрямился, задрал подбородок и, слегка оттопырив нижнюю губу и сощурив глаза, сначала смерил Феофана надменным взглядом с ног до головы, а потом уставился тому в глаза.
«Вот так, „товарищ майор“, нужным образом выстраивать невербальный ряд и мы умеем, если ты из худородных…»
И Феофан дал-таки слабину! На секунду, на краткий миг вильнул глазами в сторону и превратился в простого мужика, наряженного монахом.
«Так и есть: из смердов или из городской голытьбы, а может, и в холопах побывал, даже константинопольским воспитанием этого до конца не вытравишь. Вот Илларион – да, чувствуется в нем порода, а этот зубами и ногтями из самых низов выдирался. „Орел наш дон Рэба“. Эту сцену он мне до конца жизни не забудет, но буром переть теперь поостережется. Есть у древних родов нечто, для простолюдинов непостижимое, я про это тоже мало что знаю, но про пассионарность читал. Вы же, „товарищ майор“, в этих вопросах – дуб дубом, а потому, генералом вам не быть! И никакой вам отец Михаил не друг, правильнее сказать – буксир. Тащил он вас за собой по доброте душевной или… Стоп! Древнего боярского рода, значит, мог быть у Михаила мальчишка в услужении! Выучился вместе с хозяином, принял сан… Риск? Да, риск, но, как говорится, кто не рискует, тот… а шампанского-то еще нет!»
