– Выходит, пока по старинке купец дела ведет, то и ладно. А как что-то новое применить восхочет, так на то денег нет?
– Истинно так, Герман Густавович. Снова вы правильные слова подобрать изволили.
– Жаль. Очень жаль. Я, грешным делом, хотел купечеству туземному дело получше золотой жилы предложить. Но там даже не тысячи. Там миллионы потребны.
– Что ж за дело это, что лучше золота?
– Железо! Вот и вы, поди, на прииски инструмент железный покупаете?
– Же-ле-зо, – прокатил по языку седой прохиндей. – Железо. Оно так-то так, товар всем нужный. Только железо само из ручья, как песок золотой, не вымоется. Камни железные из горы выламывать потребно. Потом в печи плавить. Одного угля древесного тыщи пудов…
– Каменный уголь лучше.
– А и верно. Сашка Смирнов на Гурьевском заводе года три уже чугун углем плавит. За то ему Фрезе полковника никак и не дает. С углежогов горный начальник мзду берет, а с дыры в горе деньги не поимеешь…
– Это не тот ли заводик, где паровики делать могут?
– Именно так. Тот самый. Смирнов-то в Алтае пришлый. Его из Санкт-Петербурга манифестом прислали, а Фрезе с подпевалами своими – Быковым, Платоновым и братьями Прангами – местные. Давят Смирнова, давят. Тому как совсем плохо становится, он Александру Дмитриевичу в столицу отписывает.
– Озерскому?
– Озерскому. Он теперь главный начальник Алтайских горных заводов и Смирнова в обиду не дает. Сашка-то для иностранного удивления то вазу из чугуна построит, то машину какую-нито хитрую.
– Я об Озерском много уже раз слышал. Неужто хороший человек?
Асташев вновь пристально, словно разглядывая мелкую букашку у меня на лице, взглянул и ответил уклончиво. Даже загадочно:
– Понимающий человек. Всегда – пожалуйста, коли и вы не с бухты-барахты…
Понимай как хочешь, но, скорее всего, он имел в виду, что к предыдущему губернатору губернии все-таки можно найти подход.
– Вы, Иван Дмитриевич, считаете, я не найду компаньонов на железный промысел?
– Отчего же? – удивился с хитринкой в уголках глаз богач. – Непременно найдете. Ежели банк какой привлечь или в Петербурге акционерное общество. Батюшка вот ваш, я слышал, с бароном Штиглицем дружбу водит?! Иудей Гинцбург тоже охотно, как я слышал, в заводы или учреждение новых банков деньги вкладывает.
– А местные купцы?
– А местные купцы, мой милый Герман Густавович, деньги только в книгах учетных подсчитывают да долги друг другу передают. Собор вот уже сколько лет достроить не можем. Богоугодное же дело, а не можем. Слышали, наверное, уже?! Давеча, лет с шесть назад уже, и купол ставить принялись, да не вышло. Четверых людишек убило насмерть…
Дальше было неинтересно. Хозяин усадьбы теперь усиленно избегал любых тем для разговора, в которых могло хотя бы промелькнуть что-то связанное с промышленностью или торговлей. Старый богатей развлекал меня рассказами о нерадивых архитекторах или о пресловутых подземельях Томска. Не поленился сбегать, а ходить он, несмотря на возраст, казалось, в принципе не умел, за иконой, которую будто бы благословил святой старец Федор Кузьмич. Поведал легенду о сибирском робингуде – атамане Лиханове, грабящем богатые купеческие караваны и раздающем награбленное бесправным, формально свободным крестьянам на государевых землях.
– Годков этак с десять – двенадцать назад еще находились люди, утверждающие, что были остановлены на тракте варнаками Гришки Лиханова. Потом как-то поутихло. А с месяц назад – снова. То ли воскрес лиходей, то ли кто-то именем его прикрыться решил. Только через слухи крестьянский люд в большое волнение впал. Кое-где даже исправники биты были. Те, что из самых злых…
Асташев, не скрываясь, разглядывал мое откровенно скучающее лицо и весь прямо-таки лучился от удовольствия. Невеликая хитрость – ждал, когда рыбка, я то есть, сам попросится к нему в пасть. Уж ему ли не знать, раз он с этакими людьми в столице хороший знакомец, моего финансового положения. Знал и, не скрывая своего интереса, подталкивал – предложи, молодой наивный дурачок, организовать совместно банк для развития твоей ненаглядной промышленности. И я едва-едва сдержался, чтоб не завести об этом речь. Вовремя мысль пришла: а ему-то что за прок? Судя по всему, он дела с кем-то из царской семьи ведет. Что ему карманный губернатор, если он одним письмом может здесь половину чиновничества мест лишить? Не зря же ему приписывают высказывание: «Коли Асташев захочет – и митру получит».
А с банком непонятно. С его-то связями, с его-то «крышей» и капиталами он и сам может все организовать. И сам политику кредитования страждущих определять. Конкурентов долгами давить, выкупая векселя. Втихую полгубернии в карман положить может, и ничто ему помешать в этом не в силах. Ни я, ни горный начальник Фрезе, ни военный начальник Дюгамель.
Но вместо того, чтобы, пользуясь поднятой мною волной интереса к промышленности, быстренько подсуетиться и создать мощный, гораздо более сильный, чем Томский Общественный банк, финансовый институт, он весь вечер усиленно «сватал» мне эту идею. Зачем? Почему? Непонятно, а значит – опасно. И пока я не буду знать точно, какую именно роль Асташев приготовил для меня, ни о каких совместных делах не стоит и думать.
И видно, что-то изменилось в моем лице, когда я пришел к этому непростому выводу. То-то хозяин как-то сразу сник, перестал светиться, и рассказы тут же потеряли некоторую долю заложенной в них энергии.
Каюсь. Не смог удержаться. Уже в пальто, в прихожей у подножия мраморной лестницы, можно сказать, одной ногой на улице, при прощании с хлебосольным золотопромышленником я широко и радостно ему улыбнулся:
– Благодарю, дорогой Иван Дмитриевич, за прекрасный вечер в вашей компании. Ваши рассказы о земле Сибирской навсегда останутся в моей памяти.
Глава 10
Томское многоделье
Со следующего же дня, с седьмого апреля одна тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года, меня захватил бюрократический водоворот. На каждом новом месте, с каждой новой командой подчиненных всегда такое происходит. Всем требовалось мое мнение, мое участие, мое разрешение, дозволение или благословение. Словно до моего появления в стенах губернского присутствия они, аки дети малые, не знали, за что хвататься и куда бежать.
Нет, конечно! Это всего лишь испытание на прочность. Исправно работающей и без моего участия структуре всего лишь требовалось знать, куда станет мести «новая метла». Это процесс подстройки аппарата под незнакомого начальника. Это попытка «поставить на место» горящего энтузиазмом и брызжущего новыми идеями молодого губернатора. Вернуть с небес на землю. Показать-доказать, что без их непосредственной помощи, без опоры на их знания и опыт, без лояльного отношения к их «маленьким шалостям» ничего у меня работать не станет.
Впрочем, для меня эти «секретики» давно не были новостью. Их «коварные» планы нарвались на непробиваемый Герин Ordnung
[23]
и мой унаследованный от прадеда-таежника пофигизм. Я исправно посещал неисчислимые заседания комиссий и добросовестно изучал горы документов, поступивших на имя томского губернатора. В двадцать восемь лет вовсе нетрудно задержаться на рабочем месте до полуночи. Ни ребенок, ни зверенок, ни жена, ни любовница не ждали меня дома. В отличие от большинства чиновников губернского правления.
