– Точно так, ваше превосходительство. Мишка четвертою сотнею начальствует.
– Ясно, – продолжал я веселиться. – И что же я могу сделать для вразумления этого, как вы выразились, балбеса?
– Так ить вам, ваше превосходительство, в денщики ево взять потребно. Все одно ево теперь в подворотне забьют, коли не примете!
– Это как же так?
– А вчерась, как Безсонова сотня в погребе проставляться стала с похода, так этот… в драку кинулся на старших, за вас горой стоя. Ну, знамо дело, поучили молодого. А он встал и сызнова кинулся. Сказывал, што, пока старые казаки слова для вас, ваше превосходительство, обидные взад не вызмут, он так и будет…
– Фамилии?! Адреса?! Явки?! Кто что говорил? Бунтовать вздумали, сучьи дети?! – Мама родная, Гера, фу. Гера! Стой, нельзя!!! Откуда это во мне? Отчего вдруг в глазах темень и слова злые – не мои? Пустяк же. Ну, брякнул кто-то, не подумав. Так безсоновские люди и без Артемки могли возразить. Их-то я зря, что ли, прикармливал?
– Никак нет, ваше превосходительство! – резко выпрямляясь, расправляя плечи и становясь «смирно», гаркнул хорунжий. – От дурости только. От темноты сибирской!
– То-то же. – Мне все же удалось перехватить управление телом обратно. Но вспышку эту, острое чувство беспомощности в гневе и наглое, бесцеремонное вторжение Германа, запомнил навсегда. – А людям тем передай. Прежде чем судить, всегда разбираться надобно. Людей знающих выспросить…
Артемка выпрямил все-таки колени и, подобно брату, замер бледный, как свежепобеленная стена.
– А тебя, Артем, к себе возьму. Коли служить честно и не болтать лишнего слово дашь. И впредь запомни! Новый немчик – это не обидно. Так ведь назвали? Я и есть немец, и батюшка с матушкой немцы. И начальник здесь новый. Выходит, и они правы.
Корниловы мало-помалу приобретали нормальный цвет лиц. Только у старшего еще и глаза от удивления вылезали. Не часто, видимо, он в начальстве людей отыскивал.
– И вольно уже. Не на параде.
Братцы изменили стойку, но не расслабились. Старший резко пихнул, почти ударил младшего локтем в бок, и тот скороговоркой отбарабанил клятву. После я милостиво отпустил обоих. Ивана – охранять мою ненаглядную тушку, Артема – за вещами. Денщик должен жить поблизости. Надеюсь, в гостинице найдется еще одна комната?
Перед уходом Артемка, как бы невзначай, сболтнул, что внизу, на улице, во внутреннем дворе мнется толпа господ чиновников в «исшитых глазырями» одеждах. В парадном, значит. И правда, балбес балбесом мне достался, хоть и верный. Чего ж он, дурень, сразу-то не доложил?! Я, конечно, роняя тапки, к встречающей делегации не побежал бы, но и время ожидания должно быть дозировано. Не слишком долго, чтоб не подумали, что зазнаюсь, и не быстро – будто бы не уверен в себе.
Пришлось останавливать Артемку, давать тщательные инструкции и отправлять. Сначала к Гинтару – дай бог, он еще не ушел к Акулову, – а потом к наряженным чиновникам. Чай, не лето. Не хотелось мне на холодном ветру место, откуда растет хвост, морозить.
Пока Артемка бегал, переоделся в парадный мундир. Вновь пожалел, что нет ордена. На темно-зеленом сукне что-нибудь яркое хорошо бы смотрелось… Сунул было револьвер в карман. Нет. Не фонтан. Полуторакилограммовая пушка перекашивала всю красоту на одну сторону. И кобуру поверх кафтана не нацепишь. Скроен он так, что сразу складками неуставными пойдет. И, блин, без него как-то… непривычно. Словно голый. Положил на стол, накрыл газетой. Сам встал рядом. Кивнул – «запускай» – заглянувшему денщику. Фух, ну, Господи благослови. Сам ведь, по доброй воле, в банку с пауками лезу!
Стали входить люди. Шептали Артемке у дверей, и тот, сначала волнуясь и пуская «петухов», потом даже как-то скучно, выкрикивал их должности, ранги и имена. Много имен и должностей. Много-много имен.
О некоторых я уже что-либо слышал. Другие впервые попали в зону моего внимания. Тот же статский советник Фризель – председатель губернского правления. Человек с равнодушными глазами и улыбочкой «ты хозяин – я дурак». Гера с трудом, но опознал в нем выпускника той же самой Императорской школы правоведения, что и мы закончили. Только Павлуша снял пыжиковую шапку, из-за чего нас в Петербурге и прозвали «чижики-пыжики», лет на пять раньше.
Главный налоговик, председатель казенной палаты коллежский советник Михаил Алексеевич Гиляров – сурово сжатые губы прирожденного скупердяя. Бои за бюджет обещали стать серьезным испытанием.
Надворный советник Павел Осипович Козлов – председатель губернского суда. Очень многие будущие губернаторы и наместники начинали карьеру с этого поста. И еще у большего их числа губернский суд становился тупиком. Козлов никуда не стремился. Козлов выполнял распоряжения и старался ни с кем не поссориться. Судить – значит выбирать чью-то сторону. Как можно было на этакой-то должности не нажить врагов, лично мне было совершенно непонятно.
Прямая противоположность Козлову – надворный советник Василий Константинович Гусев, губернский прокурор. Из прокуроров не меньше губернаторов, чем из судей. Если выяснится, что у Васеньки все в порядке со столичной «крышей» и он водит дружбу с томским полицмейстером, – первейшая кандидатура на организатора покушения на меня.
Ага! А вот и он – барон Александр Адольфович Пфейлицер-Франк, глава полиции губернского центра. По большому счету – начальник краевого полицейского управления. Только нет еще в Российской империи такой структуры. И слава богу, иначе барон вообще неуправляемым бы сделался. А так, под моим чутким руководством и серьезной угрозой со стороны беглого Караваева, станет шелковым.
Начальники отделов Канцелярии губернского совета – их-то зачем притащили? Столоначальники всех трех отделений – к этим присмотримся. Чаше всего главы отделов – главные рабочие лошадки любых администраций. Все течет, все изменяется. Падают вслед за своими «крышами» высокие начальники. Ветер времени выносит наверх новых и новых, а отделы продолжают работать. Их боятся трогать, их любят представители всех партий и течений. Они – воплощение бюрократии, и без их невидимой из мягкого кресла работы рухнет любая, сколь угодно хитро продуманная структура управления.
Советники при губернском правлении… Оп! Как он сказал? Менделеев? Гера – фас! Ведь должно же быть где-то в глубинах памяти имя-отчество того самого Менделеева… Этого как? Павел Иванович? Убей меня бог, если изобретателя водки не Дмитрий Иванович звали! Брат? Кому помолиться, чтобы был братом?! Это же выход на всю научную братву империи. Поди, не откажет братику, подскажет молодых да дерзких ученых, способных рискнуть и поехать в Сибирь.
Инспектор врачебной управы, начальник почтовой конторы, окружной суд, земский суд, директор училищ Томской губернии. Епископ Томский и Семипалатинский. Кто догадался притащить сюда дедушку в рясе? Надзиратель управления Пятого акцизно-питейного округа Западной Сибири. Держится уверенно. К гадалке не ходи – вот и главный мздоимец!
Ого! Это еще что за человек-гора? Представьте Безсонова, подросшего почти до двух метров и отрастившего богатую, каштанового цвета бороду! Торчит – этакая башня главного калибра – над всей чиновной толпой и еще успевает внести ясность: «Взнос в Фонд уже сделан, ваше превосходительство». Только посмей подмигнуть, гризли недоделанный! Пойдешь голыми руками Чуйский тракт рыть! Кто ты вообще есть-то? Городской голова, купец первой гильдии Дмитрий Иванович Тецков. Наслышан. Хозяин заводов, газет, пароходов. Хотя газета только у меня пока есть. И та государственная. У этого только прииски в Салаирской тайге, пара небольших фабрик и пароходство. Сойдет и это. Будем работать с дрессированным медведем…
