Вот здесь я всегда просыпаюсь.
Дед рассказывает, что тогда ему божественно повезло: тринадцатимиллиметровая пуля срезала ему всю подошву на правом сапоге, но даже шрама не осталось. Шофер, тот вообще спокойно отлежался в кювете, наблюдая, как все происходило. Он говорит, что немец стрелял пять раз, сделал пять коротких смертельных очередей, не считая стрельбы по машине. Может, потом у истребителя кончились патроны? Как можно это узнать? Даже если этот летчик дожил до конца войны и надиктовал мемуары, вряд ли он будет признаваться в охоте на отдельного русского, он будет все больше о воздушных дуэлях.
До места назначения мой дед добрался пешком, портфель с документами, который он вез, благо, уцелел и не пришлось выяснять отношения с органами.
Теперь я думаю, могло ли это не произойти? Могло ли действительно случиться то, что случилось там, в этом параллельном мире? И этот фашистский ас сгорел где-нибудь на аэродроме вблизи границы, так и не успев взлететь, не успев поохотиться на людей, а может, и успев, но только раньше, где-нибудь в Испании или Югославии? Черт, ведь мы с нашим знанием того, как это случилось в нашей действительности, зная все ужасы происшедшего, можем этим знанием оправдывать их действия там. Но ведь они этого не знают и вряд ли могут в худших возможностях предполагать, что Гитлер смог добраться до Волги, что война с Германией выльется в неясное до конца число убитых, варьирующееся от двадцати до пятидесяти миллионов советских людей. Зная это число, можно оправдать агрессию там. Но чем оправдывают ее они? Нет ответа. Какая из действительностей лучше? Похоже, если отбросить национальную принадлежность ставящего вопрос – они равно плохи.
7. Вкус наримаки
Он видел их всех. А они, они совсем не догадывались о его существовании. И куда подевались их хваленые радиолокаторы? Или эти штучки-дрючки забивались отражениями от собственной армады? Сергей Макаренко не знал этого, но продолжение спектакля, в котором он и его «рыба-пила» покуда оставались за кадром, его очень и очень устраивало. И по мере приближения кораблей «союзников» он спокойно, точнее, с взлетевшим в полтора раза сердцебиением, но все-таки без помех извне, рассматривал и опознавал изученные заранее силуэты.
А когда он их опознал и когда дистанция сделалась совсем подходящей, он дал в переговорное устройство команду на выпуск в мир своих маленьких зубастых «китят». И тогда в борту вскрылась так наспех, в ударном темпе созданная шлюзовая камера и «поскакали» вперед подводные наездники двадцатого века – «кайтэны». И все вначале, в первые секунды, шло как по маслу, и Сергей Макаренко давил внутри поднимающийся вал благодушия, давил, чтобы не сглазить, и, наверное, этим же занимались многие на борту, все те, кто держал руку на пульсе процесса.
Но кто-то, видимо, сглазил. Сергей Макаренко был опытным волком глубины, он вдруг понял: корабли противника делали разворот. Почему? Зачем нам причины, когда нужно бороться с последствиями. Может, это было просто изменение галса? А может, отзыв на шум торпедных движков новых японских самураев? Только теперь нашим желтолицым воинам-аквалангистам было никак не успеть: «Индианаполис» менял направление, а значит, строй кораблей должен был изменить ракурс к моменту их прибытия. И нет с ними связи, и нельзя перенацелить. Сергей Макаренко ощутил, как капли пота скапливаются на бровях.
«Готовить новую двойку!» – вот что скомандовал он в микрофон. И где-то там, на носу, последние «кайтэны» – самоубийцы-торпедисты – вскочили в «седла» и вдели «ласты» в «стремена». И теперь они ждали последней в своей жизни команды во славу императора, по стечению обстоятельств отданную русским офицером. А те, первые из них, еще резали носами воду где-то в стороне от нужного направления, потому как всплывать для коррекции им разрешили только через определенное время и время это еще не наступило. А капитан Сергей Макаренко ждал завершения маневра янки и почти не дышал, хотя что стоило его дыхание по сравнению с тысячесильными турбинами плавно поворачивающей армады.
И только когда они завершили изменение галса, обычный противолодочный маневр конвоя, он понял, что судьба снова улыбается: соединение янки все еще было в зоне его досягаемости. Тогда он снова отдал серию коротких, необходимых по случаю команд. И завертелась судьба, скручиваясь колесом.
И только снова гукнуло сердце, гукнуло, когда с акустического поста доложили о взрывах – досрочно доложили, вот в чем дело. Это могли быть предупредительные меры соединения янки – просто так, на удачу, брошенные в море-океан глубинные бомбы, могли быть оборонительные действия тех же янки по случаю обнаружения вынырнувших на поверхность «кайтэнов», еще той первой двойки, а могли быть подрывы этих самых «кайтэнов» – Ито с напарником, имя которого Сергей Макаренко не помнил, а могла быть просто досрочная самоликвидация по какой-либо причине кого-то из четырех пловцов-смертников. Теперь соединение янки было слишком близко, и Сергей Макаренко не мог увидеть все корабли одновременно. Он лихорадочно крутанул рукоятку азимутального поворота перископа, обводя зону боя. Ничего он не увидел – учитывая скорость распространения звука, он мог просто не успеть засечь зрением уже опавший султан воды вблизи какого-либо корабля. Он знал, что после маневра попадание первой двойки в «Индианаполис» начисто исключалось. Кто знает, может, в отчаянии, не обнаружив цели на месте, японцы атаковали что-нибудь проплывающее поблизости. Этим они обессмертили себя перед богами, но выдали всю акцию с потрохами. И теперь нужно было действовать с учетом новых, качественно других обстоятельств.
У них было два пути, но тот второй, с уходом без борьбы и с погружением ниже термоклина, пока отбрасывался.
– Заводи моторы! Полный вперед! – скомандовал Сергей Макаренко. – Радисту выйти в эфир и сообщить о местонахождении конвоя. – Доселе русская субмарина хранила радиоинкогнито, но теперь все уже было до лампочки, а тем остальным лодкам группы нужно было дать шанс.
– Торпедный отсек, передние аппараты «товсь»!
И было «товьсь!», и был «огонь!», и ушли вперед все восемь нормальных, неуправляемых торпед. И там, впереди, были подрывы, и кто ведает, кто знает, что это было – люди японского происхождения разрывались там на части вместе с толом и криками «банзай!» или же обычные неуправляемые железяки вспарывали корпус «Индианаполиса». Важно было не это и даже не то, что облегчившаяся субмарина ушла вниз, ниже термоклина, – важно было, что самый бесценный в американском флоте крейсер получил пять дыр ниже ватерлинии и клонился набок, все более ускоряясь в этом пагубном движении.
И, несмотря на то что двум подоспевшим на запах «дичи» субмаринам не дали спокойно и безопасно довершить начатую самураем Ито работу, «Индианаполис» все же опрокинулся.
Нет, Сергей Сергеевич Макаренко не утопил президента Трумэна, тот, оказывается, вовсе не присутствовал на борту, и те, кто посылал капитана на бой, прекрасно об этом знали. Но кое-что вместе с «Индианаполисом» все-таки утонуло.
Это были «Толстяк» и «Малыш». Гробовые гвозди Хиросимы и Нагасаки. Урановый и плутониевый братья-убийцы по двадцать тысяч килотонн каждый.
