– Он на фроменов жалуется…
Косой вздрогнул.
– Что-о? На фроменов?! Веди!
Диперпат живенько поспешил к залу приемов, выходившему в огромный внутренний двор, и подвел Орода к маленькому человечку со слезящимися глазами и огромным хлюпающим носом. Сириец в грязных одеждах со следами крови походил на пугало. Лицо его было серым от пыли.
– Это ты жалуешься на фроменов? – набросился на него Ород.
– Я, я! – с жаром признался сириец и завыл: – Всех моих погонщиков перебили проклятые римские собаки! Всех извели! А верблюдов угнали, и весь мой товар с собой уволокли, – жалобно стеная, он стал перечислять: – Ковров – четыре штуки, рабов – девятнадцать голов…
– Помолчи! – прикрикнул Ород. – Это точно фромены были?
– Ну да! Что я, не узнаю этих собак? Сам родом из Пальмиры, десятый год вожу караваны в Антиохию и Дамаскус, понимаю их собачий язык…
– Они напали на твой караван, так? – нетерпеливо спросил Ород.
– Так, так, господин. Напали! Ограбили!
– Куда они делись потом? Куда ушли?
– Как куда? Сюда! В Селевкию. Мои рабы, которых эти сыны свиней освободили, повели верблюдиков… О-ох! Меня ранили, но я уполз и спрятался, потому и жив. Всё видел, всё слышал! Как сейчас помню…
Ород перебил его:
– Сколько было верблюдов, только точно, без этих твоих прибавочек?
– Ровно десять, господин! Сколько пальцев у меня на руках, столько и верблюдиков.
Ород прикрыл глаза рукой. Десять «верблюдиков»… Через мост его парни пропустили всего один караван… И сколько там было этих горбатых тварей? Разве все упомнишь…
– А чем они их нагрузили? Верблюдиков твоих?
– Как обычно, господин. Большими кошницами и большими хумами. Шесть ковров, двадцать две головы рабов, зерна – восемь хумов. Ах, какое зерно! – поцокал языком сириец. – Чистый жемчуг! А эти римские собаки высыпали его из шести хумов!
– Что-о?! Что-что? Высыпали? Зерно?
– Да-да, господин! Зерно! Мое зерно – и высыпали! В грязь, птицам на корм!
– Из шести хумов… – проговорил Ород. Слабая улыбка искривила его полные губы. – Как звать тебя, жертва?
– Соад мое имя. Соад, сын Иархая.
– Так вот, Соад. Я не обещаю, что тебе вернут твоих верблюдиков, но клянусь – фроменов тех я изведу напрочь!
Оттолкнув сирийца, Ород помчался в караулхану. Затормозив в дверях, он заорал:
– Встаем, лежебоки! Седлаем коней! Я напал на след!
2
Мидия – Маргиана
[31]
Сергей Лобанов гнал коней четвертый день подряд. Древняя Южная дорога позволяла отмахивать по сотне километров в день. А потом и того больше.
В Бисутуне Искандер и Гефестай провернули весьма удачную сделку – продали лошадей из Азиры и купили полтора десятка парфянских меринов золотисто-рыжей масти. Эти статные, красивые животные были просто великолепны. Подобно персидским коням несейской породы они могли целую неделю, а то и всю декаду проходить по полтораста верст в день. Надо ли говорить, как был доволен принцип-кентурион…
Лобанова же беспокоило другое – банда Орода Косого. Чтобы уйти от парфян, кони не помогут – у ородовцев точно такие же. А в том, что косоглазый не отстанет, принцип почти не сомневался. Пока они фавориты в гонке, но госпожа Удача капризна и переменчива…
В день четвертый, проходя ущельями, по насыпям у озер и по обрывам отряд вышел к Экбатане, древней столице Мидии. Город красиво смотрелся среди зеленых вершин и распадков, вольно раскинувшись в начале широкой равнины, у подножия высокой горы.
В Экбатане любили отдыхать в летнюю жару цари Персии. С тех времен над городом господствовала знаменитая семистенная крепость, похожая на матрешку – одно укрепление в другом, то – в третьем, и так далее. Первая, внешняя стена была белой, вторая, что внутри первой, поднималась повыше, угрюмо чернея. Третья выглядывала над черными зубцами темно-красной каймой, четвертая нежно голубела, пятая отливала ярко-красным, зубчатая линия шестой серела, как голый бетон, а седьмая, самая высокая, была выдержана в золотисто-желтых тонах. Каждый цвет соответствовал той или иной планете, Луне или Солнцу. Собранные вместе, они радовали верноподданных божественным спектром величия и единения под пятой царя царей.
Вероятно, новые хозяева – парфяне – продолжали испытывать почтение к давним захватчикам и поработителям, ибо предпочли не занимать древнюю твердыню, а отгрохали собственную цитадель – ближе к востоку, где зеленые горные отроги спускались, громоздя бесплодные голые холмы.
В Экбатане преторианцы с ханьцами-философами остановились на минутку – набрать чистой холодной воды в кожаные фляги – людям – и в бурдюки – коням.
– Куда столько? – удивился Эдик. – Не лучше ли по дороге свежей набрать?
– Не лучше! – отрезал Сергий.
– Драгоценный Сергий опасается погони? – догадался Лю Ху.
Лобанов кивнул.
– Очень надеюсь, – сказал он, – что Косой откажется от преследования. Но не верю в это – уж слишком много сил приложил этот косоглазый выродок, – теперь он не может сдаться. Значит, надо быть готовым ко всяким неожиданностям. Поехали!
За Экбатаной Южная дорога пролегла у подножия гор, как граница с Большой Соляной пустыней, чья унылая безрадостная плоскость расстилалась сколько хватал глаз. Горизонт с востока окаймляла ослепительно белая полоса, подернутая голубоватой дымкой – так фальшиво улыбалась пустыня.
А под вечер опасения Сергия оправдались – далеко позади, четко выделяясь на фоне темнеющих гор, заклубилось облако пыли. Топот коней доносился глухим отгулом.
– Это не караван, – пригляделся Искандер, – уж слишком быстро мчатся. А такую тучу поднимет лишь хороший табун.
Ты был прав, принцип, это за нами. – И добавил по неистребимой интеллигентской привычке: – Наверное…
– Надо будет убедиться, – подумал вслух Сергий, и махнул рукой: – Вперед! Ищем удобный спуск…
Отряд рванул с места. Дорога пролегала по высокой насыпи, и съехать к барханам было удобно с любого места, однако плотный песок хорошо сохранит следы…
Утоптанный тракт описал плавную дугу, огибая невысокий утес, и вышел к маленькому каменному мосту – сюда из широкого ущелья вырывался бурливый ручей, рассекая древнюю трассу и уносясь в пустыню. Поток грязноватой воды протекал меж барханами, и песчаные склоны зеленели густой травой.
– Уходим по течению!
Сергий направил коня по каменистому склону вниз, прямо в русло ручья. Коню это понравилось – он ударил копытом и заржал, радуясь брызгам в пыльном душном мире.
