– Привет, Лёка! Тебе звонил какой-то Иван Трефильев. Ты его
знаешь?
– Знаю, это неинтересно. Слушай, а что у тебя с Мариком?
– Насплетничал? – презрительно скривила губы Стаська.
– Нет, просто я его встретила, и он был какой-то очень
странный.
– Он тебе ничего не сказал?
– Он просил передать, что больше никогда к тебе не подойдет.
– Ну и фиг с ним! Больно нужен!
– Вы поссорились?
– Лёка, у тебя своих забот нету? На фиг тебе о Марике
беспокоиться?
– Я не о Марике, я о тебе. Ты его чем-то обидела?
– Ну это как посмотреть! Если констатация факта может
человека обидеть, значит, человек полный идиот.
Я почуяла неладное.
– Какого факта?
– Ой, тебе не все равно?
– Нет, мне не все равно.
– Да ладно, это наши дела, разберемся, – пробормотала
она, но уши у нее стали красные.
– Хорошо, не говори, но я позвоню сейчас Марику и спрошу у
него.
– Лёка, у тебя что, крышу снесло?
– Говори! Я требую!
– Я попросила его помочь по физике. А он, вместо того чтобы
решить задачку, начал мне объяснять, да так тягомотно, ужас! Я сказала, что,
если не хочет нормально помочь, пусть проваливает...
– Ну и какой же ты факт констатировала?
– А я сказала, что он жидяра.
– Что? Что ты сказала? – я зашлась от бешенства.
– Что слышала. Пусть не нарывается.
Я подошла и отвесила ей оплеуху.
– Ты сдурела? – закричала она.
– Это ты сдурела! – И я ударила ее по другой щеке.
Никогда за все годы я не била ее. И она совершенно обалдела.
– Так вот, теперь ты послушаешь меня! Сию минуту ты
позвонишь Марику и извинишься перед ним!
– Еще чего!
– Если ты этого не сделаешь, никакой Америки не будет!
– Будет! Куда ты денешься? За билеты денег не вернут.
– А мне плевать на деньги, если моя внучка ведет себя как...
как последняя тварь. Гнусная, подзаборная тварь...
– Да ладно, небось вся уже трясешься, так и хочешь свою
доченьку обнять.
– Ничего, я еще потерплю! – И я достала из ящика стола
билеты. – Не веришь, что я их порву?
Она побледнела.
– Не смей!
– Посмею, если ты не извинишься перед Мариком. Мне в моем
доме черносотенные настроения не нужны.
– И ты думаешь, что, если порвешь билеты, я стану
пай-девочкой? Я буду безумно любить этого занудливого жиденыша? Три ха-ха! Если
из-за него я не поеду в Америку, вам всем небо с овчинку покажется! А теперь
рви! Рви! Я посмотрю!
Ей-богу, я разорвала бы билеты, но в этот миг у меня словно
что-то сжалось в груди, в глазах потемнело, ноги подкосились, и я едва не рухнула
на пол, в последний момент удержавшись за стол. Я выронила билеты, а она как
коршун кинулась и подхватила их. Это меня добило. И я сползла на пол.
Я очнулась от укола. Надо мной склонилась Ванда, соседка с
третьего этажа, врач. Славная, замученная женщина лет тридцати пяти.
– Леокадия Петровна, миленькая, слава богу, как вы нас
напугали. Ничего, сейчас полегче будет.
За ее спиной я увидела перекошенное от страха, белое как мел
лицо Стаськи.
– Лёка, ты прости, я не хотела...
– Потом будешь разговаривать! – довольно сурово
распорядилась Ванда. – Помоги, подержи бабушкину руку, я еще укольчик
сделаю. Надо бы в больницу, Леокадия Петровна.
– Да нет, мне лучше, все прошло, я сейчас встану.
Они вдвоем помогли мне встать и довели до кровати.
Когда я наконец легла на свою постель, Ванда повторила:
– Лучше бы в больницу... обследоваться...
– Ванда, больница сама по себе может угробить человека. Это
еще один стресс. С меня хватит. А я полежу и оклемаюсь. Все пройдет. И я хочу
есть...
– Только что-то совсем легкое, йогурт, например...
– Я сейчас! – метнулась на кухню Стаська.
– Ну, я пойду, у меня там Витька один, ему уроки делать
надо, а без меня он...
– Конечно, Ванда, иди. Мне уже лучше, спасибо!
Она ушла. Я слышала, как хлопнула дверь.
– На, Лёкочка, ешь, хочешь, я тебя с ложечки покормлю, а?
– Уйди с глаз долой!
– Лёка, ну прости...
– Пока ты не извинишься перед Мариком, я тебя видеть не
желаю!
– Значит, какой-то поганый Марик тебе дороже родной внучки?
– Видишь ли, у меня мать была полуеврейка, да и дед твой
тоже был полуеврей, так что тебе лучше подальше держаться. Впрочем, я ведь не
знаю, кто был твой отец, может, и вовсе еврей, и как тебе теперь быть, ума не
приложу!
Она вспыхнула.
– Прекрати, ладно, я извинюсь! Но ты тогда будешь со мной
разговаривать?
Господи, как маленькая...
– Там видно будет!
– Ладно! Только я пойду на кухню звонить...
– Иди.
Она ушла, а я, чуть выждав, сняла трубку. И ровным счетом
ничего не услышала.
– Ну вот, я извинилась!
– Уйди!
– Почему? Я же извинилась!
– Нет, ты не извинялась, тебе стыдно, но ты так малодушна,
что не можешь в этом признаться!
– Ладно, я позвоню! Хочешь, отсюда позвоню?
– Хочу!
Она набрала номер и при этом была опять бледная как мел.
– Здрасте, Наталья Игоревна, это Стася. А можно Марика?
Спасибо! – до ужаса благонравным голосом проговорила она. – Марик?
Привет, это я... Ой... Он трубку бросил, – в растерянности повернулась она
ко мне.
– Я его хорошо понимаю. Приличные люди таким, как ты, руки
не подают!
– Ну а как же я теперь перед ним извинюсь?
– Это уже твои проблемы. Уйди, я устала, спать хочу!
– Лёка, ты спи и не злись на меня, я вообще-то... Ну он меня
достал своим занудством...
– Уйди бога ради. Видеть тебя не хочу!
Она на цыпочках вышла из комнаты. Надеюсь, она запомнит этот
урок. Я в изнеможении откинулась на подушку, закрыла глаза и в ту же секунду
словно воочию опять увидела, как Стаська в разгар скандала кидается спасать
заветные билеты, не обращая внимания на то, что я почти теряю сознание...
Неужто я все-таки упустила ее? В заботе о ее физическом, материальном и
интеллектуальном развитии я забыла о душе? Но ведь говорят, что лучшее
воспитание – пример воспитателя. Да ерунда это все! Ариадна... Я просто
никудышный воспитатель. Потерпела полное фиаско и с дочерью, и с внучкой. Но
почему? Я ведь так любила и ту и другую? А может, слишком любила? Может,
слишком многое брала на себя? Ну, предположим, Стаська росла действительно в
неполной семье, в до ужаса неполной, но Ариадна! У нее были отец и мать,
бабушка и дядя, и все ее любили... Почему же она не умеет любить? Но может, вся
ее любовь досталась тому парню, за которого она выходит замуж? Впрочем, я ведь
не знаю, любовь там или расчет... Ах, я уже ничего о ней не знаю. Я просто хочу
ее видеть, и слава богу, что не порвала билеты. Может быть, там, в Калифорнии,
мне удастся связать ту нить, которая лопнула? «Порвалась дней связующая нить,
как мне обрывки их соединить?»
