Итак, представьте себе ваше возвращение в Россию. Вас не
знает никто. Ваши права могут подтвердить лишь те три человека, которые были
посвящены в тайну вашего рождения и на глазах которых вы росли все эти годы. Но
господин Дитцель надежно упрятан в равелин Петропавловской крепости, так что
его вполне можно сбросить со счетов: он едва ли долго сможет выносить условия
своего заточения. У госпожи Шмидт слабое здоровье. Да и кто станет слушать
старую немку, которую вполне можно объявить умалишенной? Граф Соколов – этот
уже серьезнее. Однако при запальчивости его нрава нельзя быть уверенным, что он
внезапно не ввяжется в какую-нибудь дуэль, могущую закончиться для него весьма
плачевно. Вы меня понимаете?.. И что тогда? Ваша матушка не видела вас двадцать
восемь лет. Ваш отец не видел вас никогда. Более того, он и не знает о вашем
рождении!
Лиза похолодела. Бедная Августа, о господи!.. Все ее
честолюбивые мечты, вся ее гордость, все эти годы ожидания!.. Какое счастье,
что ее здесь сейчас нет, что она не слышит сих оскорбительных, не оставляющих
никакой надежды слов!
– Да, – проронил мессир веско, – Елизавета Петровна всегда
приносила только несчастья или опалу тем, кого она любила. И вы, конечно,
понимаете: лучше вам оставаться княгиней Петриди на вилле Роза в Риме до тех
пор, пока вы не изживете содержимого вашего заветного сундучка; и, может быть,
попытаться, пока еще есть кое-какое приданое, найти себе богатого мужа, нежели
объявиться под именем великой княжны Елизаветы Романовой в Зимнем дворце… Безо
всякой поддержки.
Все существо Лизы было до такой степени напряжено, что его
последнее слово, произнесенное с особенным выражением, так и резануло по
натянутым нервам.
Так вот к чему этот слишком длинный разговор! Вот к чему ее
подводили медленно, но неуклонно! Вот зачем притащили сюда! Кое-что
прояснилось, и Лиза смогла вздохнуть свободнее.
– Без поддержки? – повторила она задумчиво. – Без… вашей
поддержки, очевидно?
– Да, ваше высочество. Без нашей поддержки.
Почему-то Лиза ожидала, он скажет: «Без моей». То есть он
ищет выгод не для себя только? Не чинов, наград себе, не почестей своему имени?
Наверное, эта растерянность была понятна человеку, который
вел с ней разговор. Человеку гораздо более умному и проницательному, чем она.
– Ваше высочество, я предлагаю вам силу куда как серьезнее
той, какая возвела в свое время на престол вашу матушку и даже вашего деда,
хотя люди, которые будут стоять за вами и вести вас, владеют любым оружием
столь же виртуозно, как и словом божьим, кое они проповедуют.
– Эта сила – религия? – Лиза так и вскрикнула. – Вы хотите
обратить Россию в католичество?!
Тьма вокруг слегка усмехнулась:
– Ваше высочество, любая религия, кроме православия и
мусульманства, которая привлекает вас, вполне устроит и нас. Католицизм,
лютеранство, протестантизм, иудаизм, ламаизм, буддизм… Что вам больше по нраву?
От неприкрытого цинизма сих слов Лиза содрогнулась. Может
быть, она не очень много понимала в движущих силах истории, но одно усвоила прочно:
вера – вот из-за чего чаще всего вспыхивают войны. Вера – вот что укрепляет
сражающихся, от государей до простых солдат! Вера – вот что может сплотить
ненавидящих друг друга, сделать их единою семьею. И она же способна превратить
самых близких людей в смертельных врагов. Все это Лиза успела узнать на опыте
своей жизни, а потому не могла сейчас поверить ушам.
– Вижу, вы не понимаете, – мягко произнес мессир. – Орден,
который я имею честь представлять и который готов обещать вам свою поддержку,
ставит перед собою одну лишь задачу: уничтожение православия; и облик, который
нам придется принять для достижения этой цели, не имеет особого значения. Так,
мы соперничаем на Балканах в жестокости с турками, насаждая в противовес им
католицизм. Потому только, что магометанство для нас почти столь же опасно и
неприемлемо, как и православие. Но борьба с магометанством – дело будущего.
Православные же страны уже сейчас становятся ареной наших действий. Мы отдаем
ему приоритет в уничтожении потому, что эта религия не в силах справиться с
подчинением масс так, как того требуют более совершенные религии, истинно
исповедующие заветы Христа, господа бога нашего. Ни одна мировая религия не
формирует в душе человека такой комплекс независимости и ответственности каждого
отдельно взятого существа за судьбу всего своего рода и территории своей
жизнедеятельности, как православие. А ведь если Христос велел оставить мать и
отца своих для служения ему, то разве не отвратительно ему пристрастие людей к
нации своей и ей, одной ей поклонение, в ущерб иным нациям – так называемый
патриотизм?
Лизу передернуло. Казалось, он говорит о животных, даже о
насекомых! Да как он смеет?!
Но ей не дали возмутиться.
– Я надеюсь на ваше благоразумие, ваше высочество. Понимаю,
что сейчас вам всего более хотелось бы выцарапать мне глаза. Ради вашей же
безопасности умоляю помнить, где вы находитесь.
Лиза медленно перевела дыхание и расцепила сжатые кулаки.
Вовремя он об этом напомнил, слизняк!
– Со своей стороны добавлю: я не намерен вступать с вами в
торг, тратить время на рассказ об истории Ордена, его обрядах и прочем. Я не
стану открывать вам название Ордена и его девиз, а также тайные знаки, по
которым братья и сестры узнают друг друга. Вам придется принять все мои
условия, если вы хотите обеспечить себе трон сейчас – и долгие годы
счастливого, безоблачного правления впоследствии.
– Иначе?..
– Иначе вы умрете.
Лиза некоторое время помолчала, прежде чем хрипло
усмехнулась:
– Но зачем все так усложнять? Вы говорили об Иоанне
Брауншвейгском, о великом князе Петре и великой княгине Екатерине, так почему
бы не обратиться к ним с вашими предложениями? Может, дело скорее пойдет: я-то
здесь, в Италии, а они уже там, в России.
