Веки у княгини смыкались словно бы сами собою. Кое-как
расшнуровав сырое платье, она брезгливо стащила его с себя, спустила ворох
нижних юбок, расшвыряла башмаки, чулки и в одной рубашке, простонав: «Ни за что
не могу спать одетая, господи, прости!» – рухнула в постель и тут же унеслась в
мир снов, забыв даже укрыться.
Лиза натянула на нее и впрямь чистую простынку и,
вслушиваясь в ровное, глубокое дыхание, подумала обеспокоенно: уж не хлебнула
ли, часом, Августа отравленного вина – больно крепко спит!
* * *
Долго сидела Лиза на краю постели, опершись о колени,
умостив подбородок на кулачок, и глядела в окно.
Луна уплыла за край рамы, ослепительно засияли звезды. Их
было столь много, можно было подумать: со всего неба собрались они
полюбопытствовать, что же теперь будут делать две русские девушки, попавшие в
западню?
Странно: несмотря на явную опасность, мысли Лизы были далеко
от зловещей таверны. Она смотрела в мерцающую высь и думала, что где-то там,
под этими звездами, за тихими водами и туманными равнинами, ночь плывет над
Россией… И где-то далеко, за морями, за горами, видят эти звезды Алексея. Если
он жив.
Если он жив! И всем сердцем взмолилась: «Умилосердись, о
боже наш, и помилуй раба твоего Алексея Измайлова, где бы ни был он сейчас!»
Все это время Лиза так старательно пыталась излечить раны,
нанесенные ей последней встречей с Алексеем, что насильственно изгоняла всякую
мысль о нем. А теперь, упиваясь тихой скорбью своих всевластных, хоть и
бесполезных, воспоминаний, размышляла, не есть ли ее непреклонная,
противоестественная любовь к Алексею наваждение, род колдовского безумия?.. Она
дала себе волю и забрела по извилистым тропам памяти так далеко, что кровь
застучала в висках, а сердце то замирало, то вновь билось неистово.
С трудом воротясь туда, где на широкой кровати, нелепо
стоявшей посреди полупустой мрачной комнаты, спокойно спала Августа, Лиза
тихонько, чтоб и половица не скрипнула, прокралась к окну и высунулась, желая
немного охладить пылающее лицо.
Безлюдье царило кругом, никто не вышел с кремневым ружьем
наперевес, чтобы спугнуть девушку. Может быть, их стража уснула? В остерии –
тишина, ни одно окно не светится. Неужели логово негодяев наконец угомонилось?
А коли так, не рискнуть ли улизнуть отсюда под покровом ночи?..
Прежде чем идти будить Августу, она решила получше
разглядеть окрестности и высунулась дальше в окно; и тут чуткое, настороженное
ухо уловило легчайший шорох наверху. Лиза невольно отпрянула, и тотчас перед ее
лицом повисла веревочная петля, спущенная с крыши.
Лиза, помертвев лицом, глядела, как петля, покачавшись
секунду в окне, стремительно ускользнула вверх, словно поняв, что упустила
добычу.
На подгибающихся ногах Лиза вернулась к кровати и почти в
обмороке упала на нее.
Господи, какой-то миг – и она была бы мертва!.. Ее трясло
так, что она вцепилась зубами в рукав. Дрожь не унималась, и немалое время
понадобилось Лизе, чтобы понять: дрожит вовсе не она, мелко сотрясается
кровать, словно кто-то осторожно раскачивает ее.
Лиза резко села, спустив ноги на пол, и тут же вскочила в
недоумении: кровать почему-то стала ниже. Теперь ложе было почти вровень с
полом…
Лиза изумленно уставилась на подрагивающую кровать и вдруг
разглядела, что она медленно, но неостановимо опускается. Еще миг – и кровать
вместе со спящею Августою вот-вот исчезнет из глаз!
Будить ее было уже некогда. Лиза рванулась вперед, упав на
постель плашмя, и так толкнула в бок Августу, что та кубарем свалилась на пол.
Невероятным усилием Лиза откатилась в противоположную сторону, и в ту же
секунду их кровать погрузилась в широкое, зияющее отверстие в полу.
* * *
Беспробудную сонливость Августы как рукой сняло. Вмиг придя
в себя и сообразив, что произошло, она окинула комнату взглядом, метнулась в
угол, с натугой приподняла дубовый стол и поволокла его к двери. Лиза, смекнув,
что она замыслила, вцепилась в стол с другой стороны. Зелье трактирщика
колыхалось в кружках, выплескивалось; Лиза машинально сняла их и поставила в
углу.
Вдвоем они еле дотащили стол до порога и плотно приткнули к
двери. Перевели дух… И только сейчас заметили: дверь-то отворяется наружу, так
что при хорошем рывке ее не удержит та хлипкая задвижка, на которую она была
заперта. Ну ладно хоть то, что теперь тишком двери не отворить, и любой
ворвавшийся в комнату прежде налетит на стол.
Августа, поддернув рубаху выше колен и завязав узлом, чтоб
не путалась в ногах (одеваться было недосуг), подхватила громоздкий табурет,
кивком приказав Лизе последовать ее примеру.
– Покарауль возле ямины, – велела шепотом. – Мало ли кто
теперь на той кровати обратно поднимется, когда они увидят, что нас нету. А я
погляжу, нет ли в стенах ще…
Она не договорила. С тихим, вкрадчивым скрипом раздвинулись
дубовые доски, которыми были обшиты стены почти до потолка, и какой-то человек,
выставив вперед шпагу, ворвался в комнату.
В руках Августы взлетел, точно перышко, табурет, и она
метнула его прямо в голову разбойника. Издав недоуменное утробное восклицание,
тот завалился назад, но застрял в узкой щели, закупорив ее своим телом. Шпага
его, звеня, покатилась по полу; и в этот миг Лиза почувствовала, что пол снова
заходил ходуном. Сперва ей показалось, что это ноги задрожали с перепугу,
однако тут же ударила догадка: кровать поднимается!
Она махнула Августе, и та, подхватив окровавленный табурет,
метнулась к ней. Девушки напряженно вглядывались в темный провал.
– Неужто смертоубийство задумали? – тихо проговорила Лиза. –
Вот звери лютые…
– Я поначалу решила, они просто-напросто хотят нас усыпить
да ограбить, а тут вон что… – покачала головой Августа. – Все ж, надеюсь,
одумаются, спохватятся!
Лиза печально усмехнулась. Она не хотела пугать подругу;
напротив, дорого бы дала, чтобы хоть как-то ее успокоить: жизнь приучила ее
прямо смотреть в лицо опасности и не пытаться спрятать голову под крыло.
– Помнишь, я тебе про Дарину рассказывала? – тихо молвила
она. – Тоже все надеялась, бедная, может, одумается Сеид-Гирей, может,
спохватится? Эх, Дарина, бедная Дарина… Плохая надежда, что у палача топоp
сломается! Лучше уж ко всему готовым быть.
Она вздрогнула. Послышалось или и впрямь раздался за стеной,
где чернела узкая щель, не то стон, не то тяжкий вздох, когда она упомянула имя
несчастной малороссиянки? Не ее ли призрак очнулся от вечного сна?
– Готовься! – насторожилась Августа. – Вот они!
