Глава 23
…— Пришла в себя?
Первое, что услышала Олеся, когда проснулась. А потом ей стало страшно — Михаил смотрел на неё с такой злостью… Невольно поёжилась, попыталась, как делала всегда, когда ей страшно или плохо, обхватить плечи руками. Не получилось. Что-то ей не дало. Сообразила, что это ткань. Причём довольно туго натянутая. Где же она? Робко посмотрела в сторону — материал… Палатка?! Он решил её оставить посреди зимы, без пищи и тепла?! Потом сообразила — ведь мужчина же с ней… Значит, просто что-то случилось… И сердце резанула острая боль — неужели…
— Наши добрались нормально. Николай уже выходил на связь, пострадавших и разрушений нет. Всё идеально. Ирина передаёт тебе привет. Жалуется, что ты её с собой не взяла. Но она уже большая, и всё понимает.
…Отвернулся к оранжевой стене, и сразу стало легче. Его взгляд такой… Просто давит…
— Мы… Где?..
Ответит или нет? Недовольно объяснил:
— Перенос отнял у меня слишком много сил, да и пространство-время сильно возмущено. Поэтому придётся некоторое время провести здесь. Уж прости, на тебя я не рассчитывал, когда собирался. Так что придётся немного пожить впроголодь.
— Я… Потерплю. Ты сам ешь.
И снова вспышка гнева, заставившая её втянуть голову в плечи:
— Ты что, совсем?!.
— Я знаю, что виновата. Очень сильно виновата!.. — зачастила, торопясь высказать ему до того, как ударит. А при его силе это могло окончиться смертью…
— Только, пожалуйста, умоляю тебя, дай мне сначала всё сказать, а потом можешь бить сколько хочешь…
…Сама не понимая, что говорит, бессвязно лепетала о том, что она хочет быть с ним. Не может жить без Михаила. И если уж придётся умирать, то желает хотя бы расстаться с жизнью вместе… И сообразила, наконец, что нечто вдруг изменилось… Его лицо. Не удовлетворение, хотя любой на месте мужчины был бы польщён, что ему признаётся в любви женщина… Совсем нет! Там было написано недоверие, непонимание и… Боль. И это поразило Олесю до такой степени, что она замолчала, досадуя на себя, что так и не сумела объяснить, рассказать…
— Подожди… Как это понимать — можешь бить сколько угодно?
Голос, его голос! Глухой, какой-то надтреснутый…
— Но…
— Кто тебя бил раньше? Дед? Отец?
— Муж…
Странный звук резанул по ушам, и только спустя несколько мгновений молодая женщина сообразила, что это взвизгнули его зубы…
— Твою ж…
Словно шипение вырвалось из его рта, с такой силой мужчина выдохнул воздух сквозь стиснутые наглухо зубы. Спустя мгновение упало следующее слово:
— Тварь…
Обречённо Олеся всё-таки смогла поднять руки и прикрыть голову… В следующее мгновение его ладони крепко взялись за её запястья…
…Значит, всё. Просто размозжит голову… Закрыла покрепче глаза, чтобы не видеть… Ну и пусть… Зато она была с ним вместе хотя бы несколько минут… Её руки очень бережно и осторожно опустили. Саму — так же нежно приподняли, прижали к крупному телу. Затем погладили по распущенным волосам… Так… Ласково… Сердце мужчины бешено колотилось, рискуя проломить грудную клетку. Она слышала его гулкие удары — тук-тук. Тук-тук…
— …Дурочка… Ты всё-таки большая дурочка… Сколько ты у меня прожила? На острове?
— П-пять м-месяцев…
— Я хоть раз тебя или Нию пальцем тронул?
— Н-нет…
— А Иринку?
— Т-ты к ней лучше относился, чем Рамзан…
— Это кто?!
— М-муж… Бывший… Он…
— Ясно.
Словно припечатал, и хвала Богам, что она не видела сейчас его глаз…
— Есть хочешь?
— Я… Не буду. Ты ешь. Ты мужчина… Тебе силы нужны… — И со страхом ощутила его закипающий гнев.
— Ты опять за своё?! Будешь! Как миленькая! И попробуй только отказаться!
— Но… Как же?..
— Молча. Ясно? Это мой край. Моя родина. И здесь порядки устанавливаю я и те, кто родился и живёт здесь! Никогда, ни один истинный северянин не поднимет руку на женщину, ибо тогда он перестанет быть мужчиной, а станет мужиком. Поняла?!
— П-поняла…
— Так что будешь есть как миленькая! Потому что я этого и хочу, и требую от тебя!
— Д-да…
— И ещё запомни навсегда — я тебя никогда пальцем не трону. Клянусь!
Чуть помолчал, потом добавил:
— Большего я тебе обещать не могу…
Ещё немного времени спустя:
— По крайней мере — пока…
— Я… Понимаю… Слишком мало времени прошло… Но тебе ведь и о сыне надо заботиться… А Ирина уже большая… Самостоятельная… Она поймёт…
— Уже поняла. Но… Это в будущем. Сейчас Ратибор вместе со всеми. Там… — Показал пальцем в сторону котлована. Олеся, конечно, через нейлон палатки видеть не могла, но догадалась.
— Я поняла… Ещё утром мне сказали, что твой сын тоже вместе со всеми уходит. Чтобы народ чего не подумал плохого… Просто… Может, позже… Если выживем…
Его ладони прижали её к крупному телу чуть сильнее. Но только чуть:
— Не выживем. А победим. И по-другому быть не должно!..
…Когда рассвело, он вытащил её наружу. Просто заставил. От свежего воздуха закружилась голова, и она опустилась на снег, прислонившись к брустверу прокопанного входа в палатку. Сам же Михаил возился со снегоходом, подняв капот и что-то бормоча себе под нос. Что — она не разобрала. Судя по всему, что-то техническое. Какой-то там вариатор… Свечи… Потом вместе разбирали палатку. Заново упаковывали бортовые сумки. Плотно замотал ей голову её же платком, словно паранджу надел. Только одни глаза оставил незакрытыми, но предупредил, чтобы из-за его спины не высовывалась. Усадил сзади. Завёл мотор. Тот голосисто завизжал поначалу, но потом стал работать потише. И одновременно начало нагреваться сиденье. Затем Миша выкрутил рукоятку справа, перекинул какой-то рычажок и плавно тронулся. Поначалу… Зато потом… Бесконечные прыжки, подпрыгивания, трамплины… Это был настоящий ад! Зато он был рядом с ней, и именно его она обнимала за пояс, и именно он заботился сейчас о ней, как о своей… женщине… А потом они вылетели на берег залива, и на той стороне показался город. Немногочисленные огни ярко горели. И хотя их было совсем чуть-чуть, но именно их вид придал ей сил и уверенности, что всё будет хорошо… Так и оказалось. Спустя сорок минут они пересекли реку по мосту, и тогда Олеся вспомнила, что в прошлый раз приезжала с ним по нему… Потом — остовы домов. Ещё один мост, через железнодорожные пути, как ей помнилось. Дальше — быстрый подъём и чехарда зигзагов между домами, пока не оказались на большой, по городским меркам, площади. Там уже их встретили. Нет, она не замёрзла. Просто от неподвижного сидения и тряски всё тело болело и затекло. Поэтому ему пришлось нести её в дом на руках. От малейшего движения тело пронзала острая боль, заставлявшая её стонать… И ту девушку Олеся тоже вспомнила. Официантка из кафе, где её показывали городскому старшине… Увидев её на руках, та ахнула, засуетилась, велела положить на постель, стала раздевать. Сама молодая женщина не могла даже пальцем двинуть… Потом растирали спиртом, пока тело не начало гореть. Ей было ужасно стыдно, что Михаил остался в комнате. Но он не смотрел на её тело, жадно осушая кружку за кружкой горячего кофе, а его ноги, босые, стояли в тазике с горячей водой, в которую насыпали горчицу, и её терпкий запах щекотал ноздри. Постепенно Олеся задремала, и сквозь вату сна до неё доносились голоса, звучащие эхом…
