— Не оглядывайся, не останавливайся, не задумывайся!
Просто шагай вперед! — воскликнул он и захохотал.
Я нырнул по направлению к нему как раз в тот момент, когда
он поднял свое оружие. Более опытный стрелок убил бы меня, но увидев, как я
метнулся навстречу, брат выпустил стрелу слишком рано. Она лишь задела мой
кожаный жилет, не причинив особого вреда.
Я ударил его под колени, и он упал, уронив лук. Мы
покатились по земле, он вытащил охотничий нож и взмахнул, целясь мне в горло.
Левой рукой я перехватил его запястье, и мощь удара отбросила меня на спину. Я
вбил правый кулак ему в зубы, продолжая удерживать руку с зажатым в ней ножом,
а он ударил меня коленом в пах. И попал.
Острие ножа нырнуло на несколько дюймов ближе к моему горлу.
Почти ничего не видя от боли, я чуть повернулся, и второй удар, нацеленный в то
же место, пришелся мне в бедро. Одновременно я перехватил его руку с ножом уже
правой — но он слегка полоснул меня по ладони, вырвался из слабеющей хватки и
перекатился в сторону. Я попытался подняться…
И тут раздался его отчаянный вопль.
Я встал на колени и увидел, что Юрт лежит на левом боку, а
нож валяется на земле среди опавших листьев в нескольких дюймах от него. Он
держался за лицо обеими руками и выл по-звериному.
Я осторожно приблизился. Фракир напряглась, готовая обвить
горло противника, если он опять выкинет какой-нибудь финт.
Но он лишь продолжал выть. Подойдя ближе, я увидел, что
сучок валявшейся на земле ветви воткнулся ему в глаз По его щеке и по носу
текла кровь.
— Не дергайся, будет только хуже! — крикнул
я. — Дай я вытащу его.
— Не трогай меня своими погаными руками! —
выкрикнул Юрт.
Сжав зубы, он со страшной гримасой схватил сучок и отдернул
голову назад. Я отвернулся.
Мгновение спустя брат жалобно захныкал — а потом потерял
сознание. Я разорвал рукав своей рубашки на полосы, свернул одну полоску в
тампон и приложил его к раненому глазу, а из другой полоски сделал повязку.
Фракир вернулась ко мне на запястье.
Потом я достал Козырь, которая доставит нас домой, и взял
Юрта на руки. Маме это, пожалуй, не понравится.
Власть.
Суббота. С утра мы с Люком полегали на дельтапланах, затем
пригласили Джулию и Гейл на ленч, после чего взяли «Звездную вспышку» и на
несколько часов вышли в море. Ужинали в гриль-баре на берегу. Пока нам готовили
мясо, мы с Люком занялись армрестлингом, условившись, что проигравший платит за
напитки. В результате Люк прижал мою руку к столу. Пришлось мне покупать на
всех пива.
Кто-то за соседним столом сказал:
— Если бы у меня был миллион долларов, свободный от
налогов, я бы…
Джулия засмеялась.
— Что тут смешного? — спросил я.
— Его список пожеланий, — ответила она. — А
вот я хотела бы шкаф, битком набитый модными платьями, и драгоценности к ним. И
чтобы шкаф этот стоял в красивом доме, а дом — там, где я была бы важной
персоной…
Люк улыбнулся:
— Так, от денег к власти…
— Может, ты и прав, — согласилась она, — а
какая, собственно говоря, разница?
— На деньги покупают вещи, — ответил Люк, — а
власть позволяет некоторым вещам произойти. Имея выбор — выбирай власть.
Привычная слабая улыбка исчезла с лица Гейл, глаза ее стали
серьезными.
— Но власть не должна быть самоцелью. Ее следует использовать
только тогда, когда нужно.
Джулия засмеялась:
— Что плохого в том, чтобы иметь немного власти?
По-моему, это довольно приятно.
— Пока ты не получаешь много власти, — заметил
Люк.
— Тогда и мыслить придется масштабно, — сказала
Джулия.
— Не согласна, — заявила Гейл. — Для человека
прежде всего долг.
Люк внимательно посмотрел на нее и кивнул.
— Ну при чем тут мораль, — протянула
Джулия. — Можно ведь и без нее.
— Нет, нельзя, — отрезал Люк.
— Я не согласна.
Люк пожал плечами.
— Она права, — внезапно промолвила Гейл. — Я
не считаю, что долг и мораль — одно и то же.
— Когда у тебя есть долг, — сказал Люк, —
есть определенные обязанности — к примеру дело чести, — это и становится
твоей моралью.
Джулия взглянула на Люка, потом на Гейл.
— Кажется, мы только что пришли к единому мнению?
— Нет, — покачал головой Люк, — напротив.
Гейл пригубила бокал.
— Ты говоришь о личном кодексе чести, как ты его
понимаешь; это не имеет ничего общего с общепринятыми, расхожими
представлениями о морали.
— Верно, — согласился Люк.
— Тогда это не мораль в чистом виде, а только
долг, — возразила она.
— Но долг и есть мораль, — настаивал Люк.
— Мораль есть ценность цивилизации, — сказала
Гейл.
— Понятие «цивилизация» условно, это просто искусство
жить в городах.
— Ну хорошо, тогда — культурная ценность, —
кивнула Гейл.
— Культурные ценности — также вещь
относительная, — улыбнулся Люк. — Мои, например, подтверждают, что
прав я.
— А откуда они взялись, твои ценности? —
поинтересовалась Гейл, внимательно глядя на него.
— Давай придерживаться чисто философских
категорий, — предложил он.
— Тогда, может, вернемся к долгу?
— А куда подевалась власть? — спросила Джулия.
— Да здесь она где-то, — улыбнулся я.
Гейл сидела с озадаченным видом, будто в нашей дискуссии
возникло что-то новое, способное дать мысли иной поворот.
— Если долг и мораль — две разные вещи, — медленно
произнесла она, — то какая важнее?
— Никакая, потому что это одно и то же, — ответил
Люк.
— Я так не думаю, — вмешалась Джулия. — У
тебя получается, что долг — это что-то очень конкретное, а что нравственно, что
нет — ты решаешь сам. Если бы мне пришлось выбирать, я выбрала бы мораль.
— Что до меня, так я предпочитаю конкретные
вещи, — сказала Гейл.
Люк допил пиво и слегка рыгнул.
