– Из-за тебя, урода, я рассыпал травы, и теперь ужин проще скормить волкам, чем доброму орку!
– Ш-ш-ш-што?!
– Закрой пасть, крылатая говорилка! – рассвирепел еще больше шаман. – За что мне такое наказание – два балбеса у моего костра! Вы собачитесь каждый вечер со времен Усыпальницы, а теперь уже начали активно членовредительством заниматься! А потом, когда кто-либо отдаст душу тьме, с меня спустят шкуру или Хранители или Многоголовый…
– Он начал первый!
– А мне без разницы!
Колотун схватил за ухо колонга и швырнул его на Хмурого, после чего сунулся к ним и оскалил кривые пожелтевшие клыки:
– Мне без разницы, кто из вас попытается сдохнуть первым. Но клянусь всеми духами преисподней, я лично освежую второго, если он сдуру останется в живых. А потом со спокойной душой можно и самому в мир иной…
Мох отложил пустую миску, ухмыльнулся и достал любимую трубку.
– Да, тут ты прав, приправы чуть не хватает… Одного не пойму, Дикий вождь, чего ты его в костер поволок, тебя ведь хорошие шаманы учили. Должен помнить, как этому демону соли на хвост насыпать.
Хмурый осторожно спихнул с себя зверя и пожал плечами:
– Забыл.
– Ты и не помнил, – буркнул колонг и прыгнул на оставленное место, настороженно кося в сторону маленького шамана, который с мрачным видом начал ужинать.
– Но я вспомню…
Хмурый осторожно пристроил второй котелок с водой и сел у костра ждать, когда можно будет заварить травяной чай. Крылатая тень неслышно возникла рядом с ним и нахально уселась на жарко тлеющую головешку.
– Сегодня я сорвался. Подумал, а почему бы и не попробовать. Не попробуешь – не узнаешь. Но поверь, так бездарно случилось в последний раз. Потому что если я снова возьму тебя за загривок, то это будет твой последний день. Я обязательно вспомню, как именно надо оторвать твою ушастую башку…
– Дур-р-рак! – Колонг скривил морду и перебрался в глубь костра. – Что ты можешь знать про меня и мой народ? Что ты можешь знать о том Мраке, где мы прозябаем сейчас? Что ты можешь вспомнить о временах, когда вы и вам подобные изгнали нас с теплых скал за песками жаркого королевства Зур? Ты всего лишь тупой орк…
– А ты расскажи. Глядишь, тупой орк научится чему-то большему, чем просто умению слушать ветер.
– Ветер нельзя слушать. На ветре можно лишь замерзнуть.
– Значит, я не один тупой у этого огня, – усмехнулся Хмурый, продолжая баюкать обожженную лапу.
– Ладно, пока вы тут рассказываете сказки друг другу, давай я гляну твои ожоги, – подсел к нему старый шаман, держа в лапах несколько банок с лечебными мазями.
– Когда мы встречаемся с проводниками? Уж какой день в пути, скоро эти горы насквозь пройдем.
– Не суетись, мы уже с ним встретились.
Колонг с интересом разглядывал маленького крепкого гнома в темной одежде, который сидел на краю света и тени. Гость с благодарностью принял из рук Колотуна большую миску с едой, весело подмигнул всем сидящим у костра и с удовольствием принялся за ужин.
– Повтори еще раз, я беспокоюсь. Если от волнения или боли ты что-либо перепутаешь, то погубишь и себя и нас.
– Сколько можно? Я повторял уже раз пятнадцать!
– Надо будет – еще сотню-другую пропоешь, – недобро окрысился землистого цвета гном, кутающийся в толстую шерстяную накидку.
Глонг вздохнул, но предпочел не спорить с хранителем библиотеки. Спорить с ними все равно что пытаться головой пробить скалу. Упертые и сварливые без меры.
– Я лежу в центре, до приказа не шевеля руками или ногами. Если не будет сил терпеть – кричу что есть мочи. Главное – не шевелиться. Когда вы дадите приказ…
– Какой приказ?
– Вы пропоете на пару «Имя расторгнет круг», потом ударите по краю стола Молотом Звезд. – Глонг скосил глаза на покрытый зеленью молоток с непомерно длинной рукоятью. – Как только вы отдаете мне этот приказ, с моих рук снимают ремни, и я должен затушить ладонями свечу, которая будет стоять у меня на груди. После этого я должен замереть и лежать до конца обряда…
– Вот именно. До конца обряда. Итак: без движения, слушая нас. Потом – тушишь свечу и, не разнимая рук, снова замираешь. Все просто.
Несколько гномов суетились у центра глубоко скрытой в бесконечных катакомбах пещеры. Круглый зал с низко нависшим потолком прятался во тьме. Лишь в центре под слабо мерцающим магическим шаром покоилось огромное каменное колесо, неизвестно каким образом попавшее сюда. Плоскую поверхность отполировали много лет тому назад. В дыру, насаживаемую на ось, кто-то засыпал россыпь магических кристаллов, немного не достающих до края отверстия. Гномы в темных балахонах осторожно крепили по ободу бесконечную череду коротких свечей, испещренных разноцветными знаками. Нагой Глонг поежился от царящего в пещере холода, всем сердцем желая быстрейшего завершения пугающей его процедуры.
Во тьме у дальней стены на маленьком раскладном стуле сгорбился Гаттарам. Старого магистра мучили недобрые предчувствия. Обряд должен изменить личную привязанность именного амулета Глонга. После чего гном обязан ощутить, где именно находится старый кусочек камня, подаренный им человеку за много миль отсюда. К своему несчастью, магистр успел прочесть весь манускрипт, где описывались необходимые действия. В конце длинного свитка перечислялись последствия возможной неудачи. Смерть можно считать самым милосердным для изменяемого гнома и тех, кто будет ему в этом помогать. Гаттарам уже жалел, что согласился с таким вариантом развития событий.
Хранители встали по разные стороны каменного исполина, ученики замкнули круг. Глонг аккуратно устроился в центре полированной поверхности, ощущая спиной дыру. Не торопясь, пристроил на груди серую свечу и зажег ее. Его руки и ноги закрепили ремнями, и крохотные огни замигали над свечами. Магический шар медленно погас, и в наступившей тьме, терзаемой яркими огоньками, послышались первые слова песни-заклинания, читаемые нараспев гномами в серых одеждах.
– Имя твое потеряно… (Свечи моргнули…)
– Но память не спит в ночи… (Свечи колыхнулись и затрепетали…)
– Память не спит и плачет… (Пара огней мигнула и погасла, но остальные набрали силу и начали расти в размерах…)
– О свете далекой свечи…
Мерцающие огни сожрали до конца маленькие свечки, но не погасли. Теперь вокруг обода колеса плясала сплошная завеса фиолетового пламени, мечущаяся сполохами от одного звенящего во тьме голоса к другому. Тело лежащего в центре круга медленно наливалось темно-красным цветом, пульсирующим в такт каждой строке древних заклятий.
Свечи сияют во мраке,
Огнями терзая тьму,
Но память все плачет и плачет,
И имя твое не пойму…
Постепенно в пещере становилось все светлее. Разливающийся багровый свет растекался с распятого тела, перехлестывая через сполохи и медленно затапливая все потайные углы. Фигуры в серых балахонах казались размытыми и нереальными, но их голоса звучали уже мрачно, подстегивая сминающие этот мир древние строки.
