— Ты что, издеваешься? — опутанный ремнями подвесной системы Тибур ткнул приятеля в живот. — Как это — не полезу? У нас сегодня первый прыжок с парашютом! Вздумаешь что отчебучить, весь взвод взгреют! И почему? Потому что «единственная угроза обороноспособности страны» из самолета шаг сделать не смогла? На тебя и так уже ротный пальцем тычет. Пошли, не ломайся.
— Нет, не могу, — выбивая зубами чечетку, отказался Самсон. — Я обделаюсь. Прямо там, в воздухе. Представляешь, как будет стыдно, когда на земле вокруг соберется толпа, а я в грязном комбезе, с запахом…
— Выдумаешь тоже! Всего-то — один шаг сделать. Раз — и ты уже как птица.
— И два — в лепешку о землю. Потому что парашют не открылся…
Сильный кашель прервал рассказ, но чуть позже Тибур смог все же продолжить, задыхаясь на каждом слове.
— Знаешь, док, ведь он в самом деле до смерти боялся. До колик. До одури. И когда нас пинками погнали к рампе на выброску, Сама подполз к краю просто на полусогнутых. Еще чуть-чуть, и он бы действительно обгадился. А я стоял следом и боялся не меньше. Но никак не мог показать, что мне страшно. Что я, самый крутой парень в казарме, испугался каких-то паршивых прыжков. И когда увидел его, серого от страха, рассмеялся и прогнал свой ужас. Будто тряпкой стер пыль с зеркала. Раз — и все, как рукой сняло. И орал ему в ухо, что готов спорить на недельное жалование, что первым до земли в штанах не донесет наш ротный клоун, Петр Кашептинский. Его мамаша нагуляла сына с кем-то из портовых рабочих, подарив сынуле в память о папаше странное имечко. Надо же было придумать — Петр… Сама как меня услышал, так стал ржать, словно полоумный. Так мы на пару с рампы и вывалились. Он хохотал над Петром, а я над ним… И больше ни один из прыжков не пугал, даже ночные и на воду… Даже на воду…
* * *
— За отказ в выполнении приказа, за оскорбление офицера, за неподчинение вышестоящему командованию, разжаловать сержанта Самсона Гаррета в рядовые и перевести в штрафную роту спе…
— Вот дерьмо! — резкий возглас заставил розовощекого капитана подавиться, смяв концовку фразы. — За что судить невиновного?!
— Кто сказал? Выйти из строя! — штабист закрутил головой, пытаясь найти источник еще не выясненной угрозы.
Быстрая фигура метнулась на середину плаца, к застывшему перед крошечной трибуной чернокожему гиганту. Топот тяжелых ботинок — и рядом с другом замер мрачный крепыш в щегольски скошенном на бок берете.
— Рядовой Тибур Хек! Разрешите доложить! В указанное вами время присутствовал вместе с сержантом Гарретом в зоне конфликта. Разрешите доложить! Указанный вами офицер был пьян, как свинья, и похабными словами позорил честь сводной бригады спецназа!
— Что?! Рядовой, да вы понимаете…
— Так точно! Лично сдал ублюдка патрулю, господин капитан! И рапорт составил по форме!.. Смею доложить, если с сержанта Гаррета не будут сняты обвинения, я добьюсь, чтобы рапорту дали вход. Черта с два тогда ваш приятель-алкоголик останется на должности. Попрут с позором…
— Так! Оба! На гауптвахту, бегом, МАРШ!
Пыхтя как паровоз, Самсон лишь сокрушенно мотал головой:
— Ну какого хрена ты в это влез, а? Мало тебе взысканий, решил еще в правдолюбцы записаться? Капитан тебя сгноит!
— Пусть он своей должностью подотрется, урод! — Тибур даже не сбил дыхание, выдерживая общий темп бега. — Я до командира бригады дойду, если надо. Он мужик жесткий, но дерьмо не спустит, поверь. Чтобы какая-то штабная сволочь на бригаду ср…ла прилюдно, а мы утирались? Не будет такого…
— Посмотрим, как запоем, когда неделю на губе откукуем, а потом в штраф-роту засунут.
— Ерунда, в первый раз, что ли…
* * *
— Нас тогда с губы Штадт вытащил. Лично в этом вонючем деле разбирался. Сильно старика взбесило, что штабисты попытались официальный рапорт под сукно запрятать, и на солдат всех собак повесить. В итоге нас званий и поощрений лишили, но и капитана с приятелем на гражданку поперли. Без лишения выслуги, но все же… И как только первая заваруха началась, так меня с Самсоном в первых рядах на передовую. Штабисты очень большой зуб имели после этого случая. Так и понеслось… Где кровь пускают, там и мы…
Я уже еле мог различить слабый шепот Тибура. Между каждой фразой ему приходилось набираться сил. Но еле живой разведчик все пытался говорить, говорить, чтобы отогнать прочь подругу-смерть. Сколько раз он танцевал с ней на полях чужих войн. И вот теперь костлявая тварь пришла за ним.
— А как Сама пулеметчиком стал, это же комедия, док. Его все в минометчики сватали, с его-то силищей. Сделали бы «буйволом», заставили бы таскать железную дуру за расчетом. Так ведь нет, не выгорело… Стал наш братишка пулеметчиком, и никогда уже с «машинкой» не расставался…
Но я так и не узнал, как именно Самсон превратился в безбашенного стрелка, готового прикрыть ураганным огнем сослуживцев. Потому что на последнем слове Тибур умер. И я потерял еще один кусок души, вырванный с кровью в вонючей тьме забытого богами коллектора под огромным небоскребом. Мои друзья умирали, оставив меня одного. Уходили, не попрощавшись. И как мне тащить дальше эту ношу, слабому уставшему доктору, сгорбленному неподъемной болью, без меры отсыпанной бесконечной войной…
В указанное время за тонкой стенкой замер на пять минут пневмо-экспресс. Который вывез нас на другой конец города, откуда мы в итоге добрались домой. Шальной рукопашник навсегда упокоился на крошечном кладбище позади казармы, в ряду скромных могил, сопровождавших нас с планеты на планету.
Я закрыл флягу и больше не брал ни капли в рот, потеряв вместе с другом и вечерний ритуал очищения. И безглазые души погибших приходили теперь ко мне каждую ночь…
16. Этажи небоскребов
— Господин Лауэрс пока не может вас принять. Оставьте, пожалуйста, координаты, и мы свяжемся с вами.
— Спасибо, мы тогда подождем. Потому что господин Лауэрс назначил встречу на сегодня и просил обязательно дождаться, когда в его плотном графике появится «окно».
— Хорошо, я сделаю отметку о вас. Кофейный автомат слева, сахар и сливки на столике рядом.
— Спасибо…
Фальшивая вежливость. Мы, с улыбками во все лицо, и миловидная секретарша ближе к сорока, официально строгая, но предупредительная. Кстати, возраст тоже показатель солидности фирмы. Это только молодые лоботрясы набирают себе на передний край обороны молодых финтифлюшек, которые потом вечерами отрабатывают с боссами завышенную зарплату. У серьезных ребят секретарь занят только своей непосредственной работой, зачастую стимулированной дополнительными имплантами видеопамяти, чипами с циклической записью и шифрованием полученных данных. Оружие в приемной монтируют редко, мода на это уже прошла. А вот за скрытыми панелями зачастую могут сидеть два-три охранника, вооруженных по последнему слову техники. Функционально и эффективно. Все же специально подготовленные люди справляются с убийством себе подобных куда как лучше, чем какой-нибудь роторный автономный пулеметный блок между ног секретарши. Чего стоят скандалы, когда подобные молотилки неправильно оценивали резкие жесты посетителей, или реагировали на кашель. Груды трупов и потеря репутации, сплошное безобразие. Поэтому состоятельные люди, получившие бизнес в наследство, предпочитают дорогую отделку приемной с парой-тройкой тайных комнат, которые на фоне зарплаты эшелонированной охраны выглядят как жалкая строка в смете расходов.
