Сдав оружие, мы загнали УАЗ в подземный гараж и, забрав ранцы и баул со своими вещами, потопали за выделенным нам в провожатые солдатом в казарму роты охраны. Там уже давно был произведен отбой, помещение наполняли дружный храп и неистребимая вонь портянок и гуталина. Вот в скольких казармах бывал, а запах везде один и тот же. Как говаривал мой армейский ротный: «Запах молодых львов». Вот-вот, точно, воняет, как в зверинце! При слабом свете дежурной лампочки мы находим свободную двухъярусную койку, причем я нагло занимаю нижний ярус по праву старшего по возрасту и званию, аккуратно раскладываем на табуретах свою парадную черную форму. Толя достает из баула новенькие сапоги, я — свои крутые «Коркораны». Думаю — перед генералом завтра мы в грязь лицом не ударим!
Ополоснувшись в душе и затолкав свою дорожную одежду в баул (потом постираем), мы дружно отходим ко сну.
Сон мне приснился просто замечательный, хотя и несколько сумбурный: снилось, что не было никакой войны, но зато все, кого я узнал в Червленной, живут в Подмосковье, и что везу я Настю к своим родителям, знакомиться. А Игорь устроился к нам в Отряд командиром роты. А Кузьма с Зиной открыли очень популярное в Сергиевом Посаде кафе, и что…
А вот побудка была фиговой. Во-первых, тонкий мальчишеский голос, срываясь в фальцет, прямо-таки взвизгнул «Рота, подъем!», несколько десятков босых пяток дружно грохнули, опускаясь на деревянный пол. Нет, все-таки плохая была мысль — ночевать в казарме. Я с тяжелым вздохом повернулся на другой бок и повыше подтянул одеяло. Вот кому положено в шесть ноль-ноль подорваться, тот пусть и подрывается, а я еще посплю чуток…
А во-вторых, вдруг случилось что-то совсем странное. Кто-то довольно бесцеремонно пнул меня ногой в бок и заявил наглым голосом:
— Э, слышь, душара, тебя что, команда «Подъем» не колышет?
Ну, вот, здрасте — приехали! Нет, хамство надо пресекать на корню! Практически вслепую, чисто на рефлексах, бью наглому незнакомцу расслабляющий кулаком точно в пах, а потом, когда он сгибается в три погибели, насаживаю его ноздри на свои пальцы. И только после этого окончательно открываю глаза.
Ну, да, кто бы сомневался. Крепенький загорелый сопляк лет девятнадцати в синих армейских трусах, зеленой майке и с модным «дембельским» чубчиком. Видно, ввела беднягу в заблуждение моя прическа… А теперь придется ему за свою ошибку расплачиваться. Я несколько раз тыкаю жалобно скулящего старослужащего лицом в табурет, на котором сложена моя форма. Видимо, он все-таки разглядел сквозь льющиеся из глаз слезы лейтенантские звездочки на погонах и поэтому начал канючить:
— Това… товарищ… лейтенант, виноват… исправлюсь, мля буду — попутал!!!
Я отпускаю ноздри страдальца.
— Исчез с глаз моих, воин, покуда я добрый. А то не погляжу на срок службы — сдохнешь «на очках».
[34]
Считаю до трех… Два уже было…
Как ни странно — воин в норматив уложился. Ну, и ладненько. Однако сон он мне своей выходкой перебил… Обидно! Придется вставать. Опять же, поднять напарника и пока не поздно, пару приемов «армейского политеса» ему показать. Как-никак с генерал-майором сегодня общаться будем. Пока мы с Толей не спеша умывались и собирались, рота дружно убежала на зарядку. Ну и славно, мешаться под ногами не будут! Уведя Курсанта в глубь казармы, подальше от любопытных глаз дневального, я быстренько провел с ним инструкторско-методическое занятие на тему «Отход-подход к начальнику» и «Доклад старшему по званию». Парень он у меня толковый, схватывает все с полуслова, так что управились быстро. Заодно я ему намекнул, что столичные генералы и полковники — ни фига не капитан Костылев, и поэтому ему лучше лишнего не говорить, а только четко отвечать на поставленные вопросы, если такие возникнут, а общаться с высоким начальством буду я. А потом нам оставалось только ждать.
В девять утра, поправив еще раз и без того отлично сидящую форму, наведя последний глянец на обувь и натянув поплотнее на правое ухо береты, мы стоим в приемной перед кабинетом здешнего начальства. Правда, старлей-ординарец продержал нас в приемной почти до десяти, но когда из кабинета повалили люди в подполковничьих-полковничьих погонах, я сообразил, что там было какое-то совещание. Когда вся эта «звездная» толпа удалилась, нам разрешили войти.
Кабинет у генерал-майора Стеценко оказался, мягко говоря, просторным: если и не со школьный спортзал размером, то ненамного меньше. Массивные книжные шкафы из темного дерева, набитые толстыми томами, длинный «совещательный» стол в форме буквы Т, сразу несколько телефонов, монитор и клавиатура компьютера, крупномасштабная схема Ростова и ближайших городков и поселков на стене. Флаг, кстати, почти привычный мне российский триколор, только в правом верхнем углу — щит с гербом Югороссии. Над спинкой кресла хозяина кабинета — два портрета: один — генерал армии в сером форменном кителе с солидным иконостасом (правда, боевых я среди них почти не обнаружил, Орден Мужества, да ЗБЗ,
[35]
но, учитывая звание — вряд ли в бою добыты). Думаю — здешний Министр Внутренних дел. Второй — в штатском и с уверенным, властным лицом, я так понимаю — Президент здешний. Вот интересно, но на Терском Фронте я портретов, ни этих двоих, ни Генерал-Губернатора, не видел. Это как, типа, показатель особого статуса Фронта? Мол, формально мы с вами, а на деле — сами по себе?
Сам генерал-майор сидит в кресле с высокой спинкой. На вид — обычный дядька чуть за пятьдесят, худое лицо, слегка заостренный нос, на улице такого без формы встретишь — и внимания не обратишь. Хотя… Вот разве что взгляд у генерала… Взгляд умного, жесткого и привыкшего приказывать человека. Такого у случайных прохожих на улице не бывает. Слева от генерала стоит, судя по внешнему виду и полковничьим погонам, тот самый «зам по спец» Григорьев. Суровый дядя, не сказать, что огромный, Кузьма наш, к примеру, куда фактурнее будет, но все равно… Жилистая, подтянутая фигура, набитые костяшки кулаков, не один раз сломанный нос — боец серьезный, да еще и взгляд, почти как у генерала, твердый и умный. Сразу видно — оба серьезные профи и явно на занимаемых постах не для мебели числятся.
Четко, по уставу, делаю три шага вперед и, вскинув правую руку к обрезу берета, представляюсь. За мной те же действия производит Толя. Не сбился, не запнулся — молодец, не зря я его поутру гонял.
Высокое начальство с интересом разглядывает нас, мы, как и положено по Уставу, едим его глазами. Как там, в пехотном Уставе Петра Великого: «Подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы излишним разумением не смущать командира». За стопроцентную точность не поручусь, но что-то явно в этом стиле и духе. Вот мы с Толей и стоим… Изображаем…
— Значит, это вы и есть те самые? — спрашивает у меня Стеценко.
