Дверь закрыта.
Хотя я все неплохо видел и без бинокля, оптику все же достал: сейчас важны детали, они все расскажут.
— Бухта, есть изба, пока никого, смотрю.
— ROGER. Мне подойти? — напрягся индус.
— Не надо. Ждите. OUT.
Все, пока не отвлекаемся. Смотрим.
В голове фоново побежали секунды, словно цифровые часы заработали.
Ручей. Подходы к нему. Не вижу следов. А от ведра, например? Нет. Тряпки могли стирать. Где тут плоский камень? Вот он, большой, удобный. Мох. Не стирали. Это хорошо. Давай ближе, Федя. Колышки ищем, бельевые растяжки — вот деревце удобное, отсюда к дому веревку протянуть… На эту ветку вязать. Нет обрезков, нет узлов, а следов перетирания отсюда не различить. Хорошо…
Тридцать секунд! Я убрал бинокль и быстро огляделся по сторонам, внимательно сканируя подходы, — нормально, не ползут враги, не взлетают бабочки с кустов.
Дальше, сама изба. Труба есть, но запахов нет, даже старых, хотя ветерок в мою тянет. Коптильня? Если и есть, то позади дома. Окно — наглухо. А пролезть в него? He-а. Высоковато и очень узко, даже Ленчик не влезет, не вариант. Дверь что? На засове. Знакомый засовчик-то, знакомый… Так, нормального окна нет, типа нежилая. А какая тогда? Зачем ей печь… Хотя не печь там, наверняка камин. Итак, дверь. Да не открывали ее давно. Вот веточки лежат, хвою ветром накидало, листочки сухие — вынесло бы сквознячком.
Смотрим ближе.
Нет тропок, не набиты. А если хитрые? Нет, трава высокая, старая, не ломана, не мята. Мята — ладно, а вот слома не скроешь. Чисто тут.
Тридцать секунд. Осмотр. Нормально.
— Чисто, Джай, двигайтесь медленно. Места хватает. Вроде глубоко, но все же…
— ROGER.
— Стрелять сейчас буду, не пугайтесь.
— Что там?
— Зверушку погоняю.
— А если люди?
— Если есть люди, то они давно нас срисовали. А зверя пугану. OUT.
Мало ли какая опытная зверюга тут угодья держит. И к избе она просто так не пойдет, загодя себя не выдаст — что вообще ей там делать, если запахов еды нет.
Маузер оглушительно рявкнул три раза, громкое эхо, отразившись от скал спрятанной чаши бухты, добавило эффекта. Причем грохочет-то только здесь, а с моря дай бог хотя бы глухие хлопки услышать.
Перезарядившись, я встал и, уже не прячась, пошел к избе.
Но на подходе все же оглянулся: не смог отказать себе в удовольствии посмотреть, как белый нос «Клевера» в мистической тишине жутковато появляется из-за скалы. И в этот же момент в гарнитуре щелкнуло, а тихий голос Джая объявил:
— Тео, Zicke спрыгнула, на ходу. Будь внимателен, не сшиби ее.
— Ну как так, Джай!
— Не удержишь… Пантера.
Проклятье… Я представил, как злится Маурер.
Вот задрыга, хоть ремнем ее, хоть дрыном. Но я вам так скажу — ни в ком Федя так не уверен, как в своей боевой подруге. Спокойно, когда она за спиной.
Ага, засек! Верхом идет через кустарник, даже бежит. Но уже научилась, бежит… неброско, грамотно.
Ох и фактурная изба! Штабная партизанская землянка из белорусского Полесья, неведомой силой перетащенная в каменный фьорд южного океана. Я словно увидел ППШ на гвоздике, торчавшем из бревенчатой стены в окружении ярких цветочных венков островитян-аборигенов, — фьюжн, вполне достойный этого мира ассоциативный коктейль.
Не став дожидаться подруги, осторожно выглянул за угол, а только потом обошел вокруг дома. И сразу открытие: бывали тут люди! Бывали, но очень давно, может, всего один раз. На заднем дворе стояла высокая жаровня из камней с остатками сизого пепла и самодельная скамейка, сплетенная из толстых веток. А чего ж камином не пользовались? Если и пользовались, то еду готовили тут: на жаровне удобней, камин — не самое лучшее кухонное оборудование.
Но мне хотелось верить, что на улице готовили по другой причине: в тесном домике «сундук» так набит добром, что тесно в помещении. Хорошо это, хорошо… У меня даже руки зачесались. Эх, ломанем!
Итак, избу посещали — в таком-то месте! Это, знаете ли, явление. Людей на планете мало — и возможности их малы, а земель прелестных так много, что подобные виртуальные поствстречи означают одно: тут есть нечто важное. Впрочем, я это сразу понял, еще в море, когда увидел ориентиры и признаки.
Да-да, я не оговорился. Те самые приметы и ориентиры, обозначенные на сложенном вчетверо листке бумаги. На рукописной карте, вытащенной из куртки убиенного водителя сожженной машины, памятной находке самых первых дней моего пребывания на этой земле. Сколько раз я ее рассматривал, тщетно пытаясь понять, где это находится и что там может быть.
И вот увидел же! Засек.
Нашел тогда, когда внутренне уже плюнул на поиски таинственного бандитского клада, за которым и охотились, скорее всего, романтики с большой грунтовой дороги, настигшие в погоне свою жертву, но так и не добывшие желаемого.
Прекрасно различимый со стороны моря косой скальный обрез с деревьями поверху, любопытный палец-останец слева от него. Характерный овал — теперь-то я понимаю, что это бухта, а не озеро, — ну и методология была у автора рисунка… Что попало, мешанина проекций! Расстояния на карте помечены, уже понятно, что они сходятся, можно и не замерять.
Нельзя было сразу подписать, что это бухта? Оболтусы…
Хоть бы косвенное указание дали, что море рядом, а не просто вода. А может, я зря злюсь? Такое может быть, если карта была дилетантски перерисована с ухудшением информационных свойств, авторская интерпретация, так сказать. Может, и не один раз карякали новое, перерисовывая, кому не лень, и доводя тем легенду карты до абсурда. Но главное сохранилось — скалы косым срезом, останец, залив и приметная трехглавая скала над всем этим — огромная, памятная.
Все это мне настолько запомнилось, так врезалось в голову, что, увидев на берегу знакомый абрис, я не выдержал — заорал, молнией ворвался в рубку и там минуты три приходил в себя, успев лишь убедить шкипера остановиться.
Вот мы и поплыли сюда.
И что же тут спрятано? Клад с золотишком и брюликами или же вожделенный деловой тайник, в котором рачительным хозяином захоронки укрыты тщательно отобранные товары народного и военного потребления?
Голову могу положить — второе! Но лезть второпях не буду, дождусь ребят.
Нависающие справа и слева горные хребты как бы поддерживали каменными ладонями этот чудесный уголок природы. Красноватая скала Трезубец, темная от причудливых теней — провалы боковых ущелий широкого распадка, — делала пейзаж похожим на кадры из культовых фильмов-вестернов. Чуть выше на фоне вершин хребта в восходящем потоке широкими плавными кольцами медленно набирал высоту горный орел — на этот раз самый обыкновенный. Наверняка и зверя тут хватает: в предгорных просторах столь диких отрогов можно встретить кого и что угодно.
