– Вот видите, еще и Богдановна она, Богом данная…
Честное слово, послушайтесь моего совета, идите к жене… Плюньте вы на это дело,
а?
Скорняков вскочил, схватил котелок, тросточку:
– Разве что пойти?
– Идите, идите! – махнул рукой Константин
Анатольевич.
– А… а за визит-с? – нерешительно спросил
Скорняков.
– Пять рублей, пожалуйста.
– За что же сразу пять? – испуганно спросил
Скорняков. – Я же вашими услугами не пользовался. Так-с… зашел-с
поговорить о жизни-с, можно сказать…
– О жизни-с? – переспросил Русанов. – Ну,
коли о жизни поговорить, то платить не нужно, наверное.
– Вот и я так думаю, – пробормотал Скорняков,
пятясь к двери. – Благодарствуйте, господин Русанов. Всего наилучшего.
Счастливо оставаться. Я ежели надумаю… я все же ежели надумаю, так снова приду
к вам. Хорошо-с? Прощайте-с пока!
– Прощайте-с. – Русанов привстал, кивая, но лишь
только дверь за Скорняковым закрылась, показал вслед фигу и воскликнул: – Наше
вам с кисточкой!
Фига хоть и была показана вслед Скорнякову, имела, пожалуй,
отношение к самому Русанову. Ну зачем, спрашивается, спровадил клиента? А
главное, даже денег не взял за визит! Тоже мне, альтруист нашелся. Последнее
время гонорары были неважнецкие. А впрочем, с этим Скорняковым все равно
процесс был бы обречен. Не на чем строить дело… Это не блистательный
прошлогодний бракоразводный аттракцион, который Русанов устроил одному местному
заводчику, жена которого попалась на своих проказах, как глупая девочка. Дама
сия имела дорогую вещицу – фамильный, начала прошлого века, лорнет, который
обожала и которым постоянно пользовалась. Постоянно также пользовалась она
услугами молодых кавалеров. В число этих услуг входило, кроме иного прочего,
собственно, и ставшего предметом обсуждения на процессе, также и носить в
починку непрерывно ломающийся лорнет. И владелец ювелирной мастерской поневоле
сделался одним из главных свидетелей на процессе, перечислив семерых (!)
красавчиков, которые приносили ему пресловутый лорнет за последние два только
месяца. Выходило, что дама меняла любовников чуть ли не раз в неделю.
Некоторые, ей-ей, перчатки гораздо реже меняют!
Вот это было дело, вот это были доказательства.
А со Скорняковым – бессмысленная трата времени. И уж если он
за ничтожный визит не пожелал платить, так черта с два можно было бы содрать с
него более серьезную сумму. Сначала торговался бы как безумный, обговаривая
гонорар, потом начал бы скашивать по рублику, а то и по десятке, и остался бы
господин Русанов, как та старуха, у совершенно разбитого корыта…
– Не везет мне, – проговорил Константин
Анатольевич вслух и повторил, словно наслаждаясь звуком собственного голоса: –
Не ве-зе-ет…
Да уж, велико наслаждение – голос неудачника слушать!
Савелий может сколько угодно демонстрировать свой пиетет по отношению к
Константину Анатольевичу и гордиться дружбой с «интеллигентом» и «благородным»,
однако «трактирщик» Савелий гораздо крепче стоит на ногах, чем Русанов со
своими интеллигентностью и благородством. Еще Василий из своего города Х.
намеревается приехать, тоже небось явится живым укором: благополучный заявится
Василий, богатый, начнет метать деньгу направо и налево, как это всегда делают
тороватые сибиряки, дорвавшиеся до матушки-Расеи… Ах да, Савелий вечно норовит
поправить: не сибиряк, мол, Васька, а дальневосточник! Да велика ли разница для
Русанова? Главное, что у него денег нет и взять их неоткуда. Ладно, жалованье,
но, между прочим, за процесс Баскова ничего не получится, это точно…
Представлять интересы «Сормова» явится из Петербурга знаменитый Базилинский,
который в два счета обставит провинциального адвоката. Базилинский своей репутацией
известен! У него железная логика, которая душит в своих объятиях доводы
противника. И разногласия Русанова с заводским доктором Туманским по поводу его
заключений и особенно – по результатам врачебной экспертизы будут заезжему
громиле-юристу только на руку…
Константин Анатольевич взял со стола свой портфель –
большой, черный, без ручки, как было принято у всех адвокатов (портфель с
ручкой носят только гимназисты), с вытисненными на нем золотыми буквами: «К.Р.».
Портфель был подарен Олимпиадой Николаевной на сорокалетие – великолепный,
дорогой портфель, поместительный, раскладывавшийся, как бювар, и имевший
множество отделений. Однако Олимпиада просто по сути своей не могла не
допустить ошибки ни в чем, что бы ни делала. Эти буквы «К.Р.» ужасно раздражали
Русанова тем, что при виде их все хитренько улыбаются и, как называл это Чехов,
«образованность хочут показать»: «К.Р.»? Так это вы – знаменитый поэт?
«Распахнул я окно – стало душно невмочь…» И, конечно, довольнехонько:
«Ха-ха-ха!» Выслушивая эти упражнения в остроумии каждый день, «К.Р.» сначала
злился и даже хотел эмблемку сменить, однако, естественно, постоянно
оказывалось недосуг этим заняться. А потом так и смирился, и только иногда, в
минуты раздражительные, вспоминал и брюзжал мысленно: ну заказала бы Олимпиада
инициалы полные «К.А.Р.» (хотя нет, где-то рядом слово «кара»), тогда,
например, «Р.К.А.» или хотя бы просто «Р.К.» ! Вот и сейчас – скривил рот,
потом успокоился, отыскал в одном из отделений заметки по делу Баскова и стал
просматривать листок за листком.
«Такого-то дня такого-то месяца 1913 года на Сормовском
заводе в паровозо-котельном цехе рабочему-котельщику Спиридону Баскову при
чеканке им заклепок у котла отлетевшим куском металла повредило левый глаз.
Увечье это, по мнению поверенного Баскова, присяжного поверенного Русанова,
произошло по вине администрации завода, так как рабочие снабжаются ею
предохранительными очками, непригодными для работы и не отвечающими своему
назначению. Очки эти выдаются не врачом-специалистом, а простым конторщиком,
надзора за непременным употреблением очков рабочими нет, и, кроме того,
помещение цеха, где работал Басков, в день несчастья не было достаточно
освещено.
Признавая ввиду этого Акционерное общество «Сормово»
обязанным вознаградить Баскова за увечье в размере его заработка сообразно
утрате работоспособности, поверенный Русанов просит Окружной суд взыскать с
Общества «Сормово» в пользу Баскова пожизненное содержание по 15 рублей в месяц
и с уплатой денег за месяц вперед».
А вот и так называемый «скорбный лист» сормовской заводской
больницы. Лист подписан доктором Туманским, и здесь значится, что Басков еще
ранее получения увечья имел на левом глазу бельмо.
