Кругом, словно диковинные зимние светлячки, мелькали карбидные
фонари экипажей и извозчичьих пролеток, а также карбидные фары немногочисленных
личных автомоторов.
То один, то другой извозчик, высовываясь из своих поднятых
заиндевелых воротников, окликал пешеходов:
– А вот на резвой! Озябнете же, а я мигом домчу хоть в
Канавино, хоть бы и в Сормово само!
Виктор отнекивался: около Лыковой дамбы их должны были ждать
свои санки, оставленные там из соображений все той же конспирации.
Павел шел молча, изредка потирая зябнущие уши, потом вдруг
засмеялся:
– А славные девки, да? Дуры круглые, но таки-ие
славные…
– Черненькая очень даже ничего, – с готовностью
повернулся к нему Виктор: ему давно хотелось поговорить о девушках, но он робел
старшего товарища. По сути дела, это был единственный человек, которого Виктор робел.
Павел был опасен, как спящая гадюка, а гадюк бесстрашный Виктор боялся до
столбняка.
– Ну, подумаешь, черненькая! Такая, как все, –
хмыкнул Павел. – Вот Лариса – это да, это материал хороший…
– А чо там хорошего-та? – по-волжски зачокал
Виктор. – Грудастая и жопастая, гляделки лупастые…
– Дурила, при чем тут гляделки да жопа? Ты что, забыл,
чья она дочка? – покачал головой Павел.
– В том-то и дело, что не забыл. Поэтому я ей не верю.
У нее это так – захотелось, знаешь, барыньке вонючей говядинки, да как
отведает, расхочется. Посватается к ней какой-нибудь толстосум под стать
папаше, сунут ее под венец – и все, забудет она товарищей по борьбе, о
классовой битве забудет, а от сознательности ее останется один… – Виктор
поискал словцо повыразительней, потом нашел – самое, на его взгляд,
уничижительное: – Один кринолин!
– Ну, ты сказал! – хохотнул Павел. –
Кринолинов уж лет тридцать как не носят, скажи хоть – турнюр, хотя они тоже
вроде бы уж не в моде.
– Ладно, турнюр, – покладисто согласился Виктор.
– Но ты ошибаешься, – своим мягким голосом сказал
Павел. – Эта девочка из тех, кто чем сильней разыграется, тем крепче
увязнет. Она ведь в одно мгновение практически разработала план устранения
Смольникова! Ты заметил? Умная, деятельная девчонка. И горячая штучка. Очень
горячая!
– Да, я заметил, – ухмыльнулся Виктор, – как
она на тебя глазами сверкала. Так бы, кажется, и съела! А когда про Спиридонову
заговорила? Из-на-си-ло-ва-ли… – проговорил он по складам с
издевкой. – А вот любопытно мне: она еще девка или уж обабилась?
– По идее, надо бы ее прибрать к рукам, –
задумчиво пробормотал Павел. – Такие деньжищи, боже! Славное было бы
подспорье для партии. Никаких эксов долго потом не понадобится.
– Она капиталами не распоряжается, все у отца, –
рассудительно проговорил Виктор.
– Капиталы переходят по наследству, – покосился на
него Павел. – Разве ты не знал? А товарищ Лариса, сиречь Марина, –
единственная дочь господина Аверьянова.
Виктор повернулся к нему, глянул испытующе, но ничего не
сказал.
Обычно на перекрестке около Лыковой дамбы сидел на своем
раскладном стульчике, около жаровни с углями, стрелочник, переводивший
трамвайные стрелки при помощи ломика. Однако сейчас его не было, и Виктор
сообразил, что их не обогнал еще ни один трамвай – видимо, не ходили по случаю
мороза, то-то извозчиков собралось так много.
– Хотя тут надо все хорошенько разузнать, –
задумчиво продолжал Павел. – Может, там куча родственников наготове стоит,
и вообще, мало ли какие ограничения на капитал наложены. Опять же, кто его
знает, этот банк, не крахнется ли он со смертью владельца… Надо подключить
наших юристов. Жаль, тут, в Энске, нет проверенных, своих среди крючкотворов.
– А Русанов? – подал голос Виктор. – Нельзя
ли его как-то подцепить?
– Я его еще не встречал, но, говорят, он обычная
центристская сволочь с либерально-монархическим уклоном. Играет в добрячка,
рабочего защищает… Брехня, не верю таким. Лариса еще мягко сказала: не
принадлежит, мол, к числу сочувствующих. А сынок его… Видел ты эту кисейную
барышню?! За каким чертом Лариса его приволокла? От него же за версту разит
меньшевизмом, а то и махровым монархизмом! Нет, ни ему, ни папаше доверять
нельзя. Надо сделать так, чтоб и духу его у нас больше не было на собраниях.
– Не будет, нечего беспокоиться, – засмеялся
Виктор. – Видел бы ты, как он деру дал. Небось в штаны наложил со страху.
Нет, он больше не придет. И вообще, бояться его не стоит, слабак. Тамарочка
куда покрепче будет…
– Да, – сказал Павел задумчиво. – Тамарочка
нам подойдет.
– Сумеет, думаешь? – Голос Виктора звучал
недоверчиво.
– Сумеет, сумеет, я таких видел, знаю. Из кисейных
барышень иной раз удивительные штучки получаются! Ручонки в перчаточках, а не
дрогнут на курок нажимать. Дамы – существа загадочные, ты мне поверь, –
произнес Павел наставительно.
– Да знаю я баб! – буркнул Виктор. – Не учи
ученого.
– Ты про баб, а я про дам, – поправил
Павел. – Да вот, кстати, о дамах. Что мы будем с ней делать, а?
– С Шатиловой, что ли? – покосился на него Виктор.
– А с кем еще? Ведь она тебя видела…
– Видела. Так и что? Я в кудрях был да в дурацкой
фуражке.
– Которую ты именно как дурак потерял, –
пробормотал Павел.
– Ну и ладно, это псам полицейским ложный след. А что
до Шатиловой… Ну ладно, она меня видела, но ни за что не узнает, если встретимся.
– Рискованно… И, главное, на дно не заляжешь. Ты мне
сейчас в Сормове будешь нужен как никогда.
– Можно подумать, эта мадам там окажется, где я ходить
буду. Что она, по распивочным потащится? На круг выйдет отплясывать? По оврагам
будет таскаться, где мы якобы выпить собираемся? В подвал полезет, где печатный
станок стоит? Не беспокойся. Не сойдемся мы с ней.
– А вдруг? – не отставал Павел.
– Слушай, вот какая мысль, – оживился
Виктор. – Надо проверить ее. Причем там, где мы окажемся один на один.
Взять да и появиться перед ней! Если узнает, я сразу и…
– Никаких «и», ты спятил! – чуть не закричал
Павел. – Я только-только начал Шатилова к рукам прибирать. А если его жену
убьют… Это же какое потрясение, ему не до наших дел будет!
