Охтин снова быстро глянул на своего начальника и снова
промолчал. На лице у Георгия Владимировича было выражение пустейшего
любопытства, не более того.
– А вам про кого из тех циркачей услышать
желательно? – опасливо спросил Шулягин.
– Про тех, что и сейчас в Энске обретаются. Был ли
среди них метатель ножей? – прищурясь, спросил Смольников.
– Метатель ножей? – замялся Шулягин. – Ну да,
был один… Может, он и сейчас живой, а может, и помер уже, точно не скажу. Но в
ту пору, когда мы знакомы были, звали его Поль Морт. Увы, доподлинное имя его
мне сейчас не вспомнить, а может, я и не знал его никогда…
– Нет, человек, которого мы ищем, это не Поль
Морт, – покачал головой Смольников.
– Почему? – озадачился Шулягин, уставившись на
него круглыми, изумленными глазами.
– Да потому, что Морта я помню. Совсем мальчишкой был,
когда его впервые в цирке увидел, потом спать не мог от восхищения: все, как
он, пытался кухонные ножи кидать, да только и добился, что кухарку до смерти
напугал и невзначай подвернувшемуся коту хвост к притолоке приколол. За что был
порот нещадно родителем и охоту к цирковой науке утратил навечно. Впрочем, не
это важно, а то, что я Морта помню. Видел его лет тридцать назад, значит, он
сейчас уже перешагнул за пять десятков, а то и за шесть. Мне же другой метатель
ножей нужен. Слышал небось про нападение на кассиров аверьяновского банка,
которые жалованье сормовским рабочим везли?
– Да про него весь город говорит, как же не
слышать, – пожал плечами Шулягин. – Вроде бы десять человек зарезали.
Правда?
– Не десять, а четверых, но это тоже немало, верно? И
положил их некто именно метательными ножиками. Убийца – еще молодой, совсем
молодой. Но ловок и проворен, точно бес, а уж ножи из рукавов мечет – вовсе
словами не описать! Истинный артист!
– Это он и есть, ваше благородие! – с горячностью
воскликнул Шулягин. – Морт – истинная легенда цирка и крепок еще
необычайно! Он в своем деле и впрямь артист, он так ножи мечет, что искры из
глаз!
– Ну да, особенно если нож в глаз попадет, –
согласился с усмешкой Смольников. – А ты откуда знаешь, что Морт еще жив,
здоров и крепок? Ты ж говорил, не видал его с тех давних пор? К тому же он
разве в Энске живет? Я слышал, он в Москве обретается. Или нет? Где он,
Шулягин?
– Не знаю… не ведаю, – забормотал Шулягин. –
Я и правда его не видел много лет и про мастерство его изъяснялся исключительно
в прошедшем времени.
Охтин все внимательней присматривался к своему подопечному,
в лице которого появилось что-то затравленное, но в разговор не встревал.
– Ну хорошо, а настоящее имя его как? – не
отставал Смольников. – Трудно представить себе русского человека по имени
Поль Морт, согласись. Это имя под стать французу.
– А может, он и есть француз? – испуганно
воскликнул Шулягин. – То есть, конечно, француз! Да-да! Я припоминаю
сейчас, Морт парлекал да мерсикал, словно настоящий лягушатник…
– Ты мне тут Хлестакова-то не разыгрывай! – строго
поднял палец Смольников. – Ври, да не завирайся. У этого Морта плечи
саженные были и рожа кирпича просила, как у какого-нибудь владимирца, пензенца
или, зачем далеко ходить, жителя Энска. Среди французов таких нет, они все
мозгляковатые, тебе под стать. Просто взял он псевдоним, как у вас, у цирковых,
велось. Никакой он, конечно, не Поль, а Пашка, Павел. Так, Шулягин?
– Не ведаю сего, – задушенным голосом выговорил
Шулягин.
– Павел, точно, – уверенно кивнул Смольников. –
Морт, Морт… Mort по-французски значит «мертвый». Значит, фамилия у него в этом
роде: Мертвяков, Смертин… Так какая, а, Шульгин?
– Великодушно извините, – пробормотал
Шулягин, – не знаю, не ведаю. Как Поля Морта я его знал и думаю, что нету
никого, кто мог бы сравниться с ним в метательном искусстве.
– Есть, есть… – настаивал Смольников. – Есть
такой человек, но ты нам голову морочишь. А зачем, не пойму. Боишься его, что
ли?
– Да не пойму я вас, господин начальник! – с
нескрываемым отчаянием воскликнул Шулягин. – Вот вам крест святой, не
пойму! И Господь наш всевидящий соврать не даст: не знаю я другого такого
ловкача. Не знаю, клянусь! И подлинного имени Морта не знаю. Желаете, землю
буду есть, что не лгу!
– Желаю, – кивнул Смольников. – Желаю, да
только повезло тебе – земли у нас тут, в комнате, нету. И со двора не принесешь
– под снегом она, земля. А то любопытно было бы поглядеть, как ты давиться стал
бы. Знаешь ты все про этого Морта, да только говорить не хочешь. Или боишься?
Кого ты так сильно боишься, до такой степени, что даже готов от свободы
отказаться и под суд пойти за фальшивомонетничество? А знаешь ли ты, что
наказание тебе может быть очень суровым? Дадут тебе срок немалый, упекут в
ссылку… куда-нибудь в Нерчинск, на Амур или вовсе на райский остров Сахалин…
Хочешь на Сахалин, а, Шулягин?
– Да что ж, – угрюмо пробормотал тот. –
Небось везде люди живут, если кто поумнее да подлянки никому не делает…
– Подлянки? – мигом насторожился
Смольников. – Значит, ты остерегаешься подлянку совершить?
– Да нет, это я просто так сказал, – вовсе уж
понурился Шулягин. – Ради красного словца. Ничего я не знаю. И никого,
никакого метателя не знаю. И про Морта не ведаю… Вы уж мне поверьте, ваше
благородие! Знал бы – сказал бы, вот вам крест…
Но мордочка его побледнела, а нос уныло повис. И глаза
испуганно убегали взгляда Смольникова.
– Ладно, вызывайте охрану, Охтин, – приказал
Смольников. – Влеките его в узилище. И не забудьте оприходовать
инструментарий. На суде предъявим. Но до суда еще есть время, Шулягин. Понял
меня, а? Понял, спрашиваю?
Шулягин тяжело, протяжно вздохнул, однако ничего более не
сказал. Угрюмо кивнул на прощание – и вышел за дверь в сопровождении
полицейского.
Охтин и Смольников тоже стояли какое-то время молча. Потом
Охтин решился спросить:
– А вы в самом деле отпустили бы его, Георгий
Владимирович?
– Конечно, – тотчас кивнул начальник сыскного
отдела. – Немедленно отпустил бы. Ну и что за беда? Через день-другой этот
шут гороховый снова пошел бы покупателей своих поделок искать – и снова на
нашего человека нарвался бы.
– Шут-то он шут… – протянул Охтин, – однако
того, что мы желали услышать, не сказал. Может быть, и впрямь не знает ничего?
