– Ничего не поделаешь, – участливо поглядел на
него Смольников. – На шубу пришейте новый воротник – взамен срезанного. А
в следующий раз, в самом деле, оставляйте ее у швейцара! Целее будет!
И выбежал из кабинета.
* * *
Вот уж кого Сашенька меньше всего желала бы видеть, так эту
Клару!
Конечно, надо было поздороваться или хотя бы просто
промолчать, однако Саша терпеть не могла фамильярности, тем паче – этого
пренебрежительного «дитя мое». Тоже нашлась еще маменька!
– Кому дитя, а кому и Александра Константиновна! –
проговорила она дерзко.
– Ну и кому же это, мне, что ли? – фыркнула Клара,
глядя на нее сверху вниз (они были одного роста, однако эта особа как-то
умудрялась смотреть на Сашеньку свысока). – А цветочек – тоже мне? –
И она протянула руку к слегка помятой, но еще вполне свежей Сашиной герани.
– Не троньте! – вспыхнула та.
– А что такое? – вскинула брови Клара. – Не
мне геранька предназначена, да? Тогда кому же?
Сашенька и не хотела, а побагровела. Говорят,
мамочка-покойница заливалась краской так же стремительно. Интересно, почему в
наследство единственной дочери она оставила только эту способность – краснеть
до ушей, до макушки, до кончиков волос?!
– Ах, какая же я недогадливая! – издевательски
протянула Клара. – Вознесенскому цветочек принесли, да? Божественному
нашему Игорю Владимировичу? Но неужели только цветы? Неужели нет записочки?
Этакой нежной записюлечки: «Люблю, обожаю, жить без Вас, без Ваших прекрасных
глаз, без звуков Вашего голоса не могу…» И, конечно, каждое слово или волнистой
линией подчеркнуто, или двумя чертами, или выделено жирным, и восклицательных
знаков не оберешься…
Сашенька похолодела. Каким образом Клара умудрилась
заглянуть в ее записку?! Ведь там все именно так, в точности! Нет, не могла
Клара этого знать, это всего лишь ее догадки… Черт, до чего же обидно-верные
догадки!
– Не ваше дело! – скрипучим от ненависти голосом
выдавила Сашенька и отвернулась от Клары, сделала шаг в сторону. Однако та
легким, стремительным движением оказалась на ее пути.
– Конечно, не мое, – сказала довольно
миролюбиво. – Но вы хоть и дурно воспитанная девчонка, а все же дочь
человека, с которым я… – Клара сделала выразительную паузу и продолжила: –
С которым я, так сказать, коротко знакома, значит, вы мне не совсем чужая, а
потому я должна заботиться о вас, хотите вы этого или нет. Мой вам совет,
Шурочка…
Сашу передернуло. Она не выносила, когда ее называли
Шурочкой! Сколько она себя помнила, она всегда была Сашей, Сашенькой, а
Шуриком, Шуркой был брат. Шурочек , мужского ли пола, женского ли, в семье
Русановых категорически не имелось!
Клара этого, очень может быть, и не знала, но Саша была
убеждена, что зловредная актрисулька назвала ее ненавистным именем нарочно, с
издевкой! Она уже открыла рот, чтобы запальчиво одернуть эту особу , однако
следующие слова Клары заставили ее онеметь:
– Мой вам совет – оставьте эти ваши бредни!
Вознесенского голыми руками не взять. Он не для вас, не для таких наивных
дурочек, как вы. «Твой друг не дорожит неопытной красой, незрелой в таинствах
любовного искусства», – процитировала она Батюшкова с той легкостью и
свободой, с какой способны вставлять в речь стихотворные отрывки только
актрисы. – Возвращайтесь к своим гимназистикам, к этим, как их там…
Левушкиным, Малининым, Пустовойтовым… Аксаковым! Вот именно – к Мите Аксакову
возвращайтесь, к тем самым берегам, куда его влечет неведомая сила! –
Клара издевательски хохотнула, по своему обыкновению. – А Игорь, повторяю,
не для вас, он уже занят – занят давно и прочно.
В любую другую минуту Сашенька, наверное, упала бы в обморок
от возмущения той бездной предательства, которая внезапно разверзлась перед
ней. Эта смешная, полудетская история с Митей Аксаковым… Три года назад, Саша
тогда еще в гимназию ходила, отцу вдруг взбрела фантазия учить дочку английскому
языку. Гимназических французского и немецкого ему, видите ли, стало
недостаточно, к тому же английский начал входить в моду. Русанов тогда был
частным поверенным, с государственной службой на время расстался
[14]
, а оттого доходы его были хоть нерегулярны, но порою весьма обширны. Вот и в
то время случился у отца немалый гонорар, который позволил ему нанять к
Сашеньке настоящую мисс, одну из немногочисленных англичанок, ветрами судеб
занесенных в Энск и прочно застрявших там. Дважды в неделю, кроме часового
урока в классной, мисс Хоуп должна была сопровождать Сашу на каток (дело
происходило зимой), а по пути и во время катания (что мисс, что Саша были
заядлыми конькобежками) ей было предписано вести с ученицей беседы на житейские
темы и помогать таким образом постигать разговорный английский язык. Однако из
этой затеи мало что вышло. Как раз вплотную к Чернопрудному катку стоял дом,
куда приехал на Рождество к отцу Митя Аксаков, молодой прапорщик, прошлой
весной выпущенный из юнкерского училища, и стоило Мите увидеть на льду Сашеньку
в компании с мисс Хоуп, как он торопливо набрасывал шинель, нахлобучивал
фуражку, надевал коньки и бросался на каток. Он отвешивал поклон мисс Хоуп и
шептал Сашеньке, перефразируя Пушкина:
