Камень на шее и руки в оковах —
Вот моя жизнь. Я устал.
Я истомился под гнетом лишений суровых,
Я в бездну отчаянья пал.
С этими словами на сцену вышел стройный молодой человек с
мрачным взглядом красивых темных глаз. Лицо его было бледно… Сашенька
почувствовала, что от ее лица тоже отхлынула кровь.
– Вознесенский! – раздался из зала восторженный
девичий крик. – Душка! Обожаю!
И – аплодисменты, визг!
Ну да, это был именно тот человек, из-за которого театр
нынче весь пропах геранью: премьер драматической труппы Игорь Вознесенский. У
него была внешность типичного идола девиц и дам, легко оставляющего рваные раны
в их нежных сердцах и привыкшего к своей баснословной популярности.
Вознесенский поклонился со скромной улыбкой, как бы сам
дивясь восторгу публики, а потом поднял руку, призывая к тишине. И она явилась,
словно по мановению волшебной палочки, так что Вознесенский смог дочитать
стихи:
Помощи! Помощи! Руку подайте мне, братья!
Целое море огня —
Жгут мою душу обиды, сомненья, проклятья, —
Други, спасите меня!
Освободите от ига и дайте свободу,
Дайте мне место в бою!
Дайте лишь волю певцу – я родному народу
Райские песни спою.
Мне их с младенчества звездные ночи шептали,
Пел мне их солнечный луч.
Мне их под говор ручья хоры птиц щебетали.
Гром их гремел из-за туч.
Я не забыл эти песни, я помню, я знаю, —
Хлынут потоком оне.
Только бы воля моя… я в тюрьме погибаю…
Да помогите же мне!..
С надрывом выкрикнув последние слова, он бессильно уронил
темно-русую голову – и тотчас в нее ударилась брошенная чьей-то меткой рукой
герань. Цветок упал к ногам актера, но несколько алых лепестков запутались в
его кудрях. Словно кровью их обагрили!
Что тут началось… Цветы полетели со всех сторон, и Сашенька,
которая прежде стеснялась развернуть свой сверточек, сейчас терзала его
ногтями, спеша и проклиная себя за то, что не сделала этого раньше, а теперь не
успеет бросить герань, выразить свои чувства.
Вознесенский не поднимал цветов, стоял неподвижно, поникнув
головой, – такой бледный, такой красивый… У Сашеньки слезы подкатили к
горлу от невероятной любви, которую вызывал в ней этот человек. И тут на сцене
появилась… Марина Аверьянова! Своими тяжелыми саженными шагами она
промаршировала прямо по цветам, давя их, и крикнула в зал, перекрывая визг
поклонниц:
– Героиня пьесы Горького спрашивает, чего можно ждать?
Вам ответили на это стихи, которые прочел господин Вознесенский! Наш народ
жаждет свободы, наш народ ждет конституции! Наш народ просит, молит – помогите
же мне! Освободите от ига! Всем известно, что сбор от этого концерта пойдет для
помощи политическим узникам, томящимся в нашем остроге! Комитет помощи
благодарит вас! Ура!
Она захлопала в ладоши, настойчиво глядя в зал своими
карими, чуть навыкате глазами, однако в поддержку раздались два-три жалких хлопка.
В зале воцарилось унылое молчание. И Сашенька могла бы держать пари, что все
зрительницы уставились туда же, куда смотрит она: на герани, раздавленные
неуклюжими ногами Марины, обутыми в высокие ботинки на шнурках.
Опытный конферансье Грачевский мигом почуял настроение
публики, вышел, нет, можно сказать, выскочил из образа Бубнова и явился на
помощь бестактной мадемуазель Аверьяновой:
– Между тем, господа, наш концерт продолжается! Сейчас
вы услышите романс «Обман». Стихи и музыка Веры Порошиной. Романс
исполнит… – Он сделал интригующую паузу и выкрикнул: – Исполнит Игорь
Вознесенский!
Зал снова ожил. Вознесенский выпустил в публику залп
огненных взглядов, и зрительницы застонали от восторга.
На сцене появилась маленькая, пухленькая, неряшливо одетая
дама – местная знаменитость Вера Порошина – и вручила актеру гитару. На лице
поэтессы блуждала сомнамбулическая улыбка – совершенно такая же, как на лицах
всех зрительниц. Вознесенский пробежал опытными пальцами по струнам,
одновременно посматривая исподлобья в зал и мельком улыбаясь. На миг его глаза
встретились с глазами Сашеньки, и ей почудилось, что от счастья у нее
остановилось сердце.
«Он посмотрел на меня! Он меня заметил! Если сейчас бросить
цветок, он поймет, что это от меня!» Она нервно скомкала оберточную бумагу, и
та громко зашуршала. Сидящая рядом барышня посмотрела на Сашеньку с ненавистью:
то ли из-за этого беспардонного шуршания, то ли оттого, что Сашенька держала в
руках цветок, в то время как цветок барышни уже был брошен Вознесенскому и в
числе прочих погиб под ногами Марины Аверьяновой. Кстати, Марина уже ушла со
сцены, передавив оставшиеся герани. Разумеется, она делала это не со злости.
Просто никогда не смотрела под ноги, все в небеса таращилась, как говорила все
та же русановская кухарка Даня.
Бросать цветок, впрочем, уже было поздно: Вознесенский взял
звучный аккорд и запел:
Наша жизнь – заколдованный круг,
Измениться фатально не может,
Но мы ждем, что какое-то «вдруг»
Из кольца убежать нам поможет.
«Теперь те, кто еще не бросил свои цветы, будут
умнее, – размышляла Саша. – Они сами кинутся к нему , чтобы отдать
букетик из рук в руки, чтобы он взглянул прямо в глаза, может быть, что-то
сказал – мерси, мадемуазель, или еще что-то, пожал бы пальчики… Нет, я не хочу
быть одной из многих, я хочу быть для него единственной! И я знаю, что нужно
для этого сделать!»
Нас измучил холодный туман,
Мы с тобою наивны, как дети,
И насмешливо-наглый Обман
Расставляет нам легкие сети.
