Тихонько, стараясь не разбудить остальных, я толкнул ботинком лежащего рядом Шмеля как самого спокойного из моих подопечных. Когда тот встрепенулся, прижал палец к губам, призывая к тишине. Тот понятливо кивнул и переместился на корточки, пристально на меня взирая, ожидая дальнейших указаний. В глазах была серьезная тревога, он нутром чуял, что просто так я бы кипеш поднимать не стал. Что ж, это верно. Криво усмехнувшись, я поманил его к себе, уступая место у люка.
– Выгляни наружу и скажи, что подозрительного видишь, – прошептал я ему, когда Шмель оказался рядом. После этих слов я отодвинулся в сторону, давая тому возможность выполнить мои указания.
Минут пять он пялился наружу, не издавая ни звука. Только когда он повернул ко мне лицо, я понял по его выражению, что мне ничего не привиделось. Мало того, у Шмеля наблюдался классический «разрыв шаблона», когда увиденное ну никак не сопоставляется с привычной картиной мира. А учитывая факт, что понятие «привычного» в Мутагене очень сильно расширено…
– Что же это такое происходит, Умник, – потрясенно произнес молодой искатель, еще раз бросая взгляд наружу. – Может, мы вообще померли и это такой загробный мир?
Что, что? Будто я сам знаю ответ на этот вопрос. Сам бы с большим интересом задал его же кому другому. Блин, ну и дела. Конечно, бредни Шмеля насчет загробного мира никакой критики не выдерживали, но вот ситуация в целом была совсем уж сюрреалистичной. Меж тем, потревоженные нашим шевелением, стали просыпаться остальные. Просыпались и сразу же начинали хвататься за оружие, видя наши встревоженные и озабоченные лица.
– Вы чего, – настороженно спросил Угрюмый, стараясь понять, отчего два его спутника такие грустные и потерянные, – случилось чего?
– Случилось, – шепотом откликнулся Шмель, указывая на люк, – сам посмотри.
Тот выглянул наружу и резко отпрянул назад. Знакомая картина.
– Что за дела, это кто же столько сена навалил? К нам хотели забраться?
– Баран, – выругался Шмель, после чего все же перешел к содержательной части диалога: – Ты получше осмотрись, может, чего увидишь еще подозрительного, кроме сена.
Пока Угрюмый и остальные теснились возле люка, я размышлял над произошедшим. Дело было не только в появившемся сене, почти на две трети заполнившем сеновал. Не знаю, какое оно было – остатки с прошлого года или уже новый сбор, – не разбираюсь я в сельском хозяйстве. Вот только, кроме сена, изменился и сеновал, который приобрел вид совсем недавно поставленного. Мало того, изменилась и вся деревня.
Окружающие дома обзавелись покрашенными стенами и новенькими резными наличниками, вокруг строений не было зарослей бурьяна, дорога была почти ровная, если не считать пары неглубоких следов колеи. И самое главное – вокруг находились люди. Самые обычные люди, без защитных костюмов, оружия и дыхательных масок. Случилось то, чего я меньше всего ожидал – мы угодили в момент мерцания, когда деревня меняет свой вид. Что нам ожидать от всего этого, я не имел ни малейшего понятия. Обычно все искатели стараются держаться в такие моменты подальше, чтобы их не коснулись странные события, вот только я уже оказался в их гуще. И теперь надо было экстренно соображать относительно ближайших действий.
Пока я размышлял, среди моих спутников возникла тихая, но яростная перепалка. Макарыч и Угрюмый ратовали за то, чтобы спуститься вниз, а Шмель с Конопатым готовы были пустить корни, но не покидать такой уютный чердак. Правда, среди первой пары тоже не все было так гладко. Макарыч стремился выйти к людям, чтобы поинтересоваться у них последними новостями, да и вообще поговорить. А Угрюмый хотел только одного – покинуть этот чердак, а вместе с ним и деревню, которая изрядно действовала ему на нервы своим новым обликом.
Если Угрюмого я еще понимал, то научно-исследовательский зуд туриста начинал серьезно действовать мне на нервы. Экспериментатор, мля! Здесь ему не научная лаборатория, не поле для безопасных экспериментов. Тут, увы, пакости Мутагена во всем своем великолепии и многообразии, с которыми шутки шутить опасно для жизни.
– Хватить трепаться, – прервал я разгоравшийся спор. – Никто никуда не пойдет, пока я не разрешу. В этом месте намного безопаснее, чем снаружи. Сами посмотрите – чердак ни на йоту не изменился, в отличие от всего остального. Каким был вчера вечером, таким и остался. Эта зона относительно безопасна, от мерцания защищена.
– Чем?
– Нами, Шмель, исключительно нами, – ответил я на разумный, к месту заданный вопрос подопечного. – Мы тут тот самый элемент стабильности. Закончится мерцание, и, по всем прикидкам, именно наше тут пребывание позволит без проблем обойтись.
– А ждать долго…
– По всем прикидкам, не слишком. Долго эта «гримаса Мутагена» никогда не продолжалась. Так что сидим, ждем. Никуда не высовываемся. А особо непослушных лично… урезоню.
Турист, несмотря на свою упертость, намек понял хорошо. Скорее всего вспомнилось ему и мое обещание, данное еще тогда, перед «чертовыми колесами». Вот и отлично, коли так, меньше будет на нервы действовать.
Сказанное мною было если не истиной в последней инстанции, то уж точно основанным на практике выводом. Как ни крути, а наше укрытие оставалось все тем же обветшалым и запыленным помещением, которое простояло под открытым небом несколько десятков лет. Может, в этом и есть наше спасение, главное, только его не покидать. В противном случае риск попасть в переделку зашкаливал. Уж в нестандартных ситуациях я разбираться навострился. Недаром попал в этот мир неким… экстравагантным способом.
Народ меж тем замолчал, хмуро бросая взгляд вниз, после чего постепенно расползся по углам. Возле люка остались только я и Макарыч, которому было до чертиков интересно. Ладно, интерес – это явление обычное. Главное, только чтобы не пытался глупости творить. Пресеку… жестко.
– Умник, как ты думаешь, – начал турист, – все это как-то объяснимо?
– Не знаю, – пожал я плечами, – на опаленной Мутагеном территории еще не то можно увидеть. Может, это мираж, который отпечатался в памяти этого непонятого нам и невообразимо сложного живого существа и изредка проявляется. Не знаю.
– Это же… Хранители Ковчега так говорят. Не думал…
– Они ГРОМКО об этом говорят и свои замуты на этом крутят, Макарыч. А не считают Мутаген живым только совсем уж необстрелянные новички и те, у кого с умишком серьезные проблемы. Тут месяц проживешь, и сразу другой взгляд на мир рождается. Сложный он, мир здешний. Куда сложнее того, что снаружи копошится.
– Вот оно как… А все эти люди, они живые?
– Смотря как, смотря где, – неопределенно ответил я. – Мираж миражу рознь. Иногда показывает полную иллюзию, иногда транслирует то, что может быть реально совсем в других местах. Но это лично мое мнение, другие бывшие тут искатели к другой версии склоняются.
– К какой?
– К «призрачной». Дескать, они могут к тебе обращаться, даже казаться вещественными, но и только. Твоя очередь пройдет сквозь них, как через воздух. Вот только лично я категорически запрещаю стрелять, это не игрушки.
