После того как сам закинул бумагу с таким предложением в Реввоенсовет, отказываться было неудобно, тем более что у меня тут же созрели собственные планы на эту командировку. Отвечаю согласием:
– Собственно, это и предлагалось мной в письме в Реввоенсовет, которое я направил в прошлом году. Поэтому не буду отказываться.
– Вот и хорошо! – довольно восклицает Уншлихт. И, обращаясь уже не ко мне: – Григорий Иванович, официально известите о достигнутой договоренности нашего представителя в Наркомвнешторге и примите максимум усилий для возможно более быстрого согласования с НКВТ вопроса о командировании товарища Осецкого с комиссией Спотэкзака. – На мгновение поджав губы, он добавил извиняющимся тоном: – С этими кадровыми перестановками затянули мы вопрос о вашем откомандировании. Товарищи из Спотэкзака, Наркомвоенмора и ОГПУ отправляются уже сегодня с Белорусско-Балтийского вокзала, а вас мы хорошо если дня через три оформим. Не побоитесь догонять комиссию самолетом на Кенигсберг, а дальше поездом до Берлина?
Будучи не слишком высокого мнения о надежности нынешних летательных аппаратов, все же отвечаю в положительном смысле:
– Если для дела надо, не только на самолете – на черте можно полететь… Хотя я в чертей и не верю.
– А в самолеты? – с хитринкой улыбается Котовский. Мой ответ, похоже, ему чем-то понравился.
– Ну, в самолеты верю все же малость побольше, чем в чертей, – также с улыбкой отвечаю Григорию Ивановичу.
– Да, вот еще что… – произнес Юзеф Станиславович, и было похоже, что он едва заметно колеблется: а стоит ли продолжать? – Помимо закупок партий вооружения, которые будут вывозиться из Германии особым порядком, нами намечается приобретение нескольких сотен единиц пистолетов, и эта партия должна быть ввезена в СССР немедленно. Тут вопрос в сроках – пистолеты мы и так купим, союзническая Контрольная комиссия уже давно не возражает против их экспорта, но пока еще заказанные партии будут изготовлены и доставлены… Это оружие будет закупаться и ввозиться в СССР непосредственно членами комиссии, почему мы и посылаем в общей сложности более тридцати человек. Вы, я надеюсь, не откажете нам помочь? – И, не видя возражений с моей стороны, Уншлихт вновь обратился к Котовскому: – Григорий Иванович, загляни к себе в Особый отдел заграничных военных заготовлений и распорядись, чтобы Борис Гольдберг… Нет, отставить. Для ускорения дела сам позвони прямо сейчас в отдел снабжения ОГПУ, Сергею Федоровичу, пусть он там, в своем ведомстве, срочно оформит еще одно разрешение на ввоз в СССР огнестрельного оружия – для Осецкого Виктора Валентиновича, и. о. замнаркома НКВТ. – Тут заместитель Фрунзе поворачивается в мою сторону и замечает: – Полагаю, с оформлением разрешения проблем не будет. С вашими-то доверительными отношениями с ИНО ОГПУ.
Намекает? Прощупывает? Правильно говорят – бывших чекистов не бывает. Похоже, кроме самого факта встречи с Трилиссером, ему ничего не известно, и он пытается вызвать меня на разговор – а ну как начну отнекиваться или оправдываться, а там, глядишь, и сболтну что-нибудь ненароком. Ну уж нет, такого удовольствия доставлять не собираюсь.
– Юзеф Станиславович! – вступаю в разговор совсем по другому поводу, решив выгадать кое-что и для себя. – Вы не будете возражать, если я ввезу три единицы оружия для своих личных нужд?
– Вы ведь член РКП? – уточняет Уншлихт.
– Да.
– Значит, проблем с регистрацией оружия у вас не будет… Только зачем вам сразу три штуки?
– Хочу сделать подарок. – Думаю, откровенность в данном случае не помешает.
– Ладно. Везите! – Замнаркома сегодня покладист. Тем более что, подозреваю, каждый член комиссии потащит через границу что-нибудь и для себя лично, а не только для своего начальства, захотевшего обзавестись новенькими импортными пистолетами. – Но эти три штуки будете приобретать за свой счет. И еще… – Уншлихт чуть помедлил. – Знаю, что вы за границей не новичок и в Германии бывали. Сейчас там обстановка серьезно поменялась по сравнению с 1918 годом. Гражданская война вроде бы позади, однако же ухо надо держать востро. Мы едва уладили конфликт с налетом на наше торгпредство – только 29 июля был подписан наконец протокол об урегулировании наших претензий, и мы смогли организовать эту поездку. Хотя наш визит согласован также и с немецкими военными, в офицерском корпусе Германии немало открыто антисоветски настроенных субъектов. В Германии появились свои фашистские и полуфашистские организации, и некоторые из них, вроде «Стального шлема», пустили глубокие корни среди военных. Это вам следует сугубо иметь в виду, не поддаваться ни на какие провокации и не подставлять голову! Она и вам, и нам еще пригодится.
Юзеф Станиславович глядел мне прямо в глаза и был непроницаемо серьезен.
– Вы можете столкнуться и с другого рода опасностями. Берлин превратился в одно из гнезд белогвардейской эмиграции. РОВС проявляет большую активность, и от этих подлецов можно ждать каких угодно гадостей, вплоть до актов прямого террора против наших представителей. Но и помимо РОВСа там хватает всякого отребья, которое зарабатывает на мелких провокациях и по-всякому гадит исподтишка. Так что осторожность и еще раз осторожность!
Ободренный этим напутствием, покидаю здание Реввоенсовета, чтобы подготовиться к командировке.
На следующий день Котовский появился у нас в наркомате. За полдня он, как еще не существующий в этой реальности тяжелый танк прорыва, снес все бюрократические препоны, и у меня на руках оказалась копия приказа о моем откомандировании в Германию вместе с командировочным удостоверением. Однако, прежде чем получить эти документы, пришлось вынести довольно неприятный разговор с Варлаамом Александровичем Аванесовым, заместителем Красина. Перед напором Григория Ивановича он устоять не смог, но не преминул сделать мне форменный выговор, лишь слегка скрытый за его неизменно вежливыми оборотами речи:
– Виктор Валентинович, дорогой, я полагал, что вы, с вашим опытом работы, уже давно усвоили необходимые правила ведения дел. Не ожидал от вас, право слово! Ну хорошо, положим, в ОГПУ вас вызвали, этому ведомству не принято отказывать. Однако же доложиться о предмете разговора вам все же следовало бы…
– Не подлежит разглашению! – резко обрываю его излияния.
Варлаам Александрович пристально глядит на меня своим чуть ироничным и слегка надменным взором сквозь овальные стекла пенсне, но так и не произносит ничего в ответ на мою не слишком почтительную реплику. Сам работавший в ЧК, он, разумеется, вполне допускает, что ОГПУ может сильно не одобрять болтовню о делах, происходящих в стенах этого учреждения. Однако Аванесов вновь возвращается к вопросу о субординации: – Голубчик, вот уж о командировке по делам военного ведомства вы могли бы предупредить меня заранее, а не ставить своего начальника перед свершившимися фактами.
Решаю не идти дальше на обострение и стараюсь ответить с максимальной вежливостью:
– Варлаам Александрович, для меня самого предложение Реввоенсовета было полной неожиданностью. И при этом приходится ехать вдогонку уже отбывшей в Берлин комиссии, поэтому и оформление получается такое сверхсрочное. Как тут предупредишь заранее!
