Уже к 12 июля в неурожайные местности было направлено 400 тысяч пудов хлеба. Всего же к концу лета из местных запасов и централизованных резервов было поставлено 2881 тысяча пудов. В июле по всем пострадавшим губерниям началось заметное снижение хлебных цен, вернувшихся к концу августа на уровень начала июня. Особенно широкие масштабы приняла помощь зерном для посева. Была создана «семенная тройка» из представителей Наркомзема, Наркомвнуторга и НКПС, осуществлявшая оперативное руководство отгрузкой и распределением зерна. Сталин постоянно следил за темпами отгрузки: в конце июля в среднем грузилось двести вагонов в сутки, к началу августа – триста пятьдесят, с 4 августа ежедневная погрузка вышла на уровень четырехсот вагонов. К 25 августа в неурожайные губернии поступило более 11 миллионов пудов семенного зерна. К этому же сроку удалось уложиться с распределением семенной ссуды, что позволило обеспечить сев озимых.
Одновременно были ассигнованы значительные средства кооперации и государственным заготовителям для закупок скота у населения по твердым ценам. В результате удалось остановить падение цен на скот, а кооперация и госторговля укрепили свои позиции на мясном рынке.
А ведь надо было, кроме того, заниматься расчетом предоставления льгот по сельхозналогу да готовиться еще и к обеспечению яровых посевов следующего года, к проведению широкомасштабных мелиоративных работ, которые позволяли бы снизить силу ударов засухи… В общем, забот хватало.
Примерно представляя себе объем этих работ, я вполне мог догадаться, почему Сталину было невозможно идти на обострение внутрипартийной борьбы. Но теперь, к концу года, когда острота проблемы недорода была в основном снята, следовало ожидать от него очередного политического хода. И кое-какие соображения насчет того, каким будет этот ход, у меня имелись. Именно поэтому нужно было успеть настроить Троцкого определенным образом…
– И в самом деле, – произнес Троцкий с выражением на лице, не предвещавшим мне ничего хорошего, – разговор давно назрел. Вы не против пройти ко мне в кабинет, Виктор Валентинович? – Его острый, колючий взгляд за стеклами пенсне яснее ясного говорил о его настроении.
– Хорошо, Лев Давидович. Пойдемте к вам. – Стараюсь быть как можно более спокойным и дружелюбным.
Сразу как только за нами закрывается дверь кабинета, Троцкий заявляет голосом не то чтобы повышенным, но дрожащим от напряжения:
– Виктор Валентинович, поддавшись на ваши уговоры, я потерял, можно сказать, все! Мое положение в партии…
– Ваше положение в партии гораздо лучше, чем если бы вы отказались совершить ретираду! – бесцеремонно перебиваю его. – Вы бы все равно лишились всех прежних постов, включая, вполне возможно, даже и пост члена Политбюро. Но не в результате добровольной отставки, как вы сейчас ушли с поста Предреввоенсовета, а в результате открыто выраженного вам политического недоверия, как мелкобуржуазному уклонисту, да вдобавок и склочнику, не способному к дружной коллективной работе в руководстве партии! И такая же участь ждала бы всех ваших сторонников, а не только отдельных работников РВС! – Немного снизив тон, продолжаю: – Что толку считать битые горшки. Важно определиться, что делать сейчас.
– Вот уж в этом позвольте обойтись без ваших советов! – вспыхивает мой собеседник.
– А что, я вас хотя бы раз в чем-нибудь обманул? А, Лев Давидович? Не припомните? – Он ничего не говорит в ответ, с потемневшим от гнева лицом. Ну-ну. Нечего сказать? – Так как, наврал я вам хоть раз?
– Нет! – выпаливает он. – Нет, вы меня не обманывали! Вы воспользовались своими знаниями, для того чтобы завлечь меня на этот путь бессмысленных уступок и капитуляций!
– Как же, как же! Завлек! Не пустил вас в заведомо проигрышное генеральное сражение, где вы были бы разбиты в пух и прах, а заодно сломали бы политические судьбы десятков тысяч своих сторонников, дав прекрасный повод большинству развернуть «охоту на ведьм»! – Мне тоже уже не хочется выдерживать ровный тон.
Мы оба молчим некоторое время, уставившись друг на друга со взаимной неприязнью.
– Ладно, – говорю после затянувшейся паузы, – не буду давать вам больше советов. Но информацию подкину. А как ею воспользоваться – решайте сами. Вскоре, может быть, не сегодня завтра, Сталин выступит с программным лозунгом построения социализма в одной, отдельно взятой стране. То есть в СССР. Если вы помните, мною такая возможность уже прогнозировалась. А теперь мне точно известно – он готовит статью. Вокруг этого будет большой шум. Зиновьев, возможно, не сразу, но непременно атакует этот лозунг как отступление от марксизма, уклон в национальную замкнутость и ограниченность, ведущую к предательству мировой революции. Так что решайте сами – будете с Зиновьевым против Сталина или со Сталиным против Зиновьева либо тихо отсидитесь в сторонке.
– Когда появится статья? – нетерпеливо спрашивает Лев Давидович.
– Сокращенный вариант появится в «Правде» где-то во второй половине декабря. Это, собственно, предисловие к сборнику «На путях к Октябрю», где он, помимо всего прочего, проедется по вашим воспоминаниям о революции. Сам же сборник с полным текстом предисловия выйдет в январе будущего года. Но не в самом лозунге дело! – подчеркиваю голосом последнюю фразу.
– А в чем?
– В том, как определится партия насчет этого лозунга. Подумайте не о теоретическом каноне, а о политическом значении этого тезиса в тех реальных условиях, в каких оказалась Советская республика. Да ведь и это на самом деле не главное! – вновь слегка повышаю голос.
– Даже так? – Он несколько заинтригован. – А в чем же, по-вашему, главное?
Ну вот, только что зарекался от моих советов, а теперь сам спрашивает. Спрашивает – ответим:
– Так сколько раз уже говорено, Лев Давидович! Главное теперь – кто сумеет обеспечить наибольшие успехи в хозяйственном строительстве СССР. Не скрою, как уже говорил ранее, у вас тут положение тактически далеко не самое выигрышное, и ваши соперники на это рассчитывали, когда назначали вас на эти посты. Но стратегически у вас есть хорошие варианты.
– Какие еще варианты?
Смотри-ка: все еще раздражен, даже сердит, но спрашивает, интересуется, а это уже выигрыш.
– Впереди у нас, товарищ Троцкий, грандиозные дела назревают. Нет у нас другого пути, кроме как подготовить и совершить необычайный рывок вперед, чтобы подвести материальную базу под нашу революцию. Иначе сожрут нас господа капиталисты с потрохами. Соберутся с силами – и сожрут. – Гляжу на своего визави. На лице его по-прежнему видны следы сильного раздражения, но взгляд уже не колючий, а скорее цепкий, внимательный.
– Прописные истины глаголете, – едко вставляет Лев Давидович.
– А если вы это понимаете, то должны понимать и то, что сейчас мы к осуществлению широкомасштабных планов индустриализации страны не готовы. Ни с точки зрения финансовой, ни с точки зрения состояния аграрной экономики, ни с точки зрения технической, ни с точки зрения кадровой. Ну финансы и сельское хозяйство – это сейчас не по вашей части. – С этими словами упираю указательный палец в грудь члену Политбюро. – А вот создать технический и кадровый задел – это как раз по вашему ведомству.
