Выйдя из корзины, Прутик указал на убегавшую влево от него кривую улочку.
— Сюда, Каулквейп, — позвал он. — Нужно действовать методично, потому начнём с посещения таверн в восточной части Нижнего Города.
— Но я не хочу пить, — занервничал Каулквейп.
— И я не хочу, Каулквейп. Но многие хотят — купцы, работорговцы, лавочники и воздушные матросы. А когда они пьют, Каулквейп, они разговаривают. А когда они будут говорить, мы будем слушать. И может быть, мы что-то и услышим. Находись рядом, — предупредил его Прутик, — и держи глаза и уши открытыми.
— Я хорошо умею слушать, — с улыбкой заверил Прутика Каулквейп, пробиваясь за ним в толпе.
Вскоре Каулквейп потерял счёт постоялым дворам, тавернам и питейным, в которые они заглянули: «Бегущий тильдер», «Ржавый якорь», «Глаз и крюк» — все названия смешались. Однако к концу первого дня они так ничего и не услышали…
Усталый, с ноющими ногами, Каулквейп вышел вслед за Прутиком из «Красного дуба». Уже давно наступила ночь и зажглись масляные фонари. Каулквейп огляделся затуманенными глазами:
— Какую мы… — он подавил зевок, — попробуем следующей?
Прутик улыбнулся.
— Хватит на сегодня, — сказал он. — Мы устроимся где-нибудь переночевать и возобновим поиски завтра.
Каулквейп неуверенно огляделся:
— Ты что, хочешь провести ночь здесь, в Нижнем Городе? — спросил он.
— Мы ищем мою пропавшую команду, Каулквейп, — напомнил ему Прутик. — Мы не можем, поджав хвост, нестись в Санктафракс каждый раз, как нам станет холодно, когда мы промокнем или устанем, не так ли?
Каулквейп покачал головой.
— Нет, — подтвердил он с некоторой грустью, — наверное, не можем.
Они нашли место для ночлега в маленькой тёмной комнатушке над «Красным дубом». Она была простенькая, но вполне им подходила. У стен лежало два соломенных тюфяка, а стоявший в углу кувшин со свежей водой дал им возможность прополоскать рот и смыть запах застарелого дыма.
— Спокойной ночи, Каулквейп, — сказал Прутик.
— Ищи свои корни, капитан, — прошептал какой-то голос.
— Что ты сказал, Каулквейп? — переспросил Прутик.
Но ответа не последовало. Каулквейп уже провалился в глубокий сон, в каком даже снов не снится.
На следующее утро они проснулись поздно и, плотно позавтракав, отправились дальше. Так продолжались их поиски. В течение трёх дней — с утра до ночи — они бродили по восточным кварталам Нижнего Города, оставаясь на ночлег в таверне, в которой они заканчивали свои поиски, когда часы били двенадцать. На четвёртый день они оказались в таверне «Колыбельное дерево», в особо запущенной части Нижнего Города, рядом с воздушными доками.
— «Колыбельное дерево» принадлежит к тем же корням, что и ты, — сказал на ухо Прутику тихий, с присвистом голос.
Прутик повернулся к Каулквейпу:
— Ты что-нибудь знаешь о колыбельных деревьях?
— Я? — озадаченно спросил Каулквейп. — Ничего, Прутик.
Прутик нахмурился.
— Ну, может, нам стоит попытать удачу здесь.
Каулквейп взглянул на вывеску таверны, где было изображено дерево из Дремучих Лесов, с широким узловатым стволом и расширяющимися, как веер, верхними ветвями. Художник даже изобразил кокон Птицы-Помогарь, свисающий с веток.
— Давай веселее! — приободрил его Прутик, делая шаг вперёд. — Мы…
Хрясъ!
Тяжёлая деревянная скамья вылетела через окно справа от двери. Прутик и Каулквейп пригнулись. И вовремя, потому что в следующий миг тяжёлый бочонок просвистел уже сквозь застеклённую дверь. Он пролетел, едва не коснувшись их голов, и со звучным треском шмякнулся на землю, разлив всё своё содержимое.
— Я же сказал, Рябой, могут начаться неприятности! — долетел до них сердитый крик.
— Ага! — угрожающе произнёс второй голос. — Корыта поломаются. Бочонки разобьются. — Эти слова сопровождались треском ломающегося дерева.
— Личико кой-кому можно подправить, — прошипел третий, — понял ты, куда я клоню?
— Да-да, — раздался ещё один, тихий и испуганный голос.
Прутик и Каулквейп собрались с духом и осторожно выглянули из-за сломанной двери. Трое дюжих молоткоголовых гоблинов стояли, окружив несчастного хозяина таверны, плюгавенькое существо со спутанными волосами и кожей в пятнах. Всё его тело, с головы до ног, тряслось мелкой дрожью.
— Времена нынче тяжёлые, — заикаясь, объяснял он. — Выручки всё меньше. У меня просто нет таких денег.
Прутик взглянул на Каулквейпа горящими от негодования глазами.
— Ненавижу, когда сильные обирают слабых!
Каулквейп дотронулся до его руки.
— Их слишком много, — прошептал он, — тебя покалечат…
Но Прутик стряхнул руку Каулквейпа.
— Может, надо было не вмешиваться, когда тебя бил этот подмастерье? — спросил он.
Каулквейп покраснел от стыда.
— Всё в порядке, Каулквейп. Оставайся здесь, если хочешь, — предупредил Прутик, — а я пойду. — Он поднялся и распахнул искорёженную дверцу.
Петли заскрипели. Молоткоголовые гоблины повернулись на скрип.
— Добрый вечер, — спокойно произнёс Прутик. — Добрый вечер, Рябой. Будь добр, бокал твоего лучшего крушинного вина. — Он оглянулся, и на губах у него промелькнула улыбка: в конце концов Каулквейп последовал за ним. — И ещё один бокал для моего друга.
— Я… мы сейчас закрываемся, — выдавил Рябой.
Прутик взглянул на кучку посетителей, прячущихся в тени, в глубине таверны, слишком трусливых или пьяных, чтобы прийти на помощь Рябому. Никто из них, похоже, не собирался уходить.
— Неудивительно, что дела идут плохо! — сердито проворчал молоткоголовый гоблин. — Так отшивать посетителей! — Он оглядел Прутика и Каулквейпа с головы до ног и самодовольно ухмыльнулся. В бирюзовых отсветах горящего колыбельного дерева сверкнули его тёмно-серые вставные зубы из железного дерева. — Садитесь! — приказал он, ножом указывая на одну из перевёрнутых скамей.
Каулквейп собирался уже было повиноваться, но Прутик остановил его, положив руку ему на плечо.
— Сесть, я сказал! — заорал молоткоголовый.
— Делайте, что они говорят, — слабо выдохнул Рябой. — Я сейчас к вам подойду.
Прутик и Каулквейп остались стоять на месте.
— Я, чё, непонятно выражаюсь? — сквозь зубы процедил молоткоголовый. Двое других повернулись и направились к ним с горящими глазами, сжав кулаки.
— За Риверрайз! — спокойно ответил Прутик и вытащил свой меч с длинным изогнутым лезвием. Этот меч вручил ему отец, перед тем как его унесло прочь Великим Штормом. Оружие сверкнуло в бирюзовом свете.
