— Нет! — сдавленно вскрикнул он, в ужасе отпрянув.
На ветке кто-то сидел. Может быть, одному из вжик-вжиков удалось забраться на дерево?
Но не было видно ни зги. Прутик подтянулся и взгромоздился на ветку чуть выше.
И тут луна вышла из-за туч, озарив лес ярким сиянием. Ее лучи серебряными стрелами пронзали кроны деревьев, играя в трепещущей на ветру листве. Неровные пятна света ложились на ствол колыбельного дерева, на скрючившегося в неловкой позе Прутика, на землю далеко-далеко внизу. Пригнув голову так сильно, что острый подбородок впился ему в грудь, Прутик пытался разглядеть неизвестный предмет.
Там кто-то сидел, прилепившись к грубой коре. Точнее, их было двое. Они обхватили ветку, как две лапы огромного, заросшего шерстью животного.
Очень осторожно Прутик опустил ногу и пальцами потрогал одно из этих созданий. Оно не шевелилось.
Прутик спрыгнул на нижнюю ветку. Вблизи оказалось, что эти два существа вовсе не были покрыты шерстью. Они больше были похожи на узлы из паутины, намотанной вокруг ветки. Прутик посмотрел вниз, дрожа от волнения.
Там был кокон, висевший на шелковом канате! Прутик уже видел такие коконы. Вихрохвост спал в одном из них, и еще раз он встречал такие коконы в роще колыбельных деревьев, где Птица-Помогарь высиживала своих птенцов.
— Просто удивительно! — прошептал мальчик.
Кокон был соткан из тончайших ниточек; он белел во тьме, как сахарная голова. Он был большим, с удлиненными концами, и по форме напоминал древесную грушу, когда раскачивался взад-вперед на ветру, поблескивая в лунном свете.
Прутик дотянулся до шелкового каната, прикрепленного к ветке, и ухватился за него. Действуя очень осмотрительно, чтобы не свалиться, он, перебирая руками, добрался до кокона и сел на него верхом.
Прутик никогда не испытывал таких ощущений: снаружи кокон был мягким, невероятно мягким, но достаточно крепким, чтобы выдержать его вес.
Прутик запустил пальцы в ворсистый покров и почувствовал сладковатый, слегка пряный аромат, источаемый коконом.
От резкого порыва ветра кокон начал вращаться. Над ним, потрескивая, ломались хрупкие колючие веточки. Онемев от страха, Прутик крепче ухватился за канат: у него закружилась голова, когда он посмотрел вниз, на землю. Там кто-то шумно скребся и царапался в мертвой листве. А Прутик теперь не мог ни подняться наверх, ни спуститься на землю.
— А мне сейчас это и не нужно, — сказал мальчик сам себе. — Я прекрасно могу поспать в коконе Помогаря.
Он вспомнил, что говорила ему Птица-Помогарь: «Вихрохвост спит в наших коконах и видит наши сны».
— Может быть, и я, — прошептал он с волнением, — увижу эти сны!
Приняв решение, Прутик изогнулся и сделал поворот на полкорпуса, пока не уткнулся носом в упругую поверхность кокона. Приятный, сладковато-терпкий аромат становился все сильнее, пока он спускался по кокону. Шелковистая оболочка ласково терлась о щеку мальчика. Наконец он дотронулся ногами до волосяного края и нащупал отверстие в коконе, которое продолбила изнутри вылупившаяся Птица-Помогарь.
— Раз-два-три: гоп! — скомандовал себе Прутик.
Отпустив канат, он прыгнул в дыру. Кокон угрожающе закачался. Прутик даже закрыл глаза, боясь, что веревка не выдержит, но вскоре кокон перестал раскачиваться.
Внутри было тепло — тепло, темно и уютно. Сердце у Прутика перестало стучать как бешеное. Мальчик глубоко вдохнул пропитанный сладкими ароматами воздух: он почувствовал себя в безопасности.
Свернувшись калачиком и подложив ладонь под щеку, Прутик устроился поуютнее. Ощущение безмятежного покоя овладело им.
— Ах, толстолап, толстолап, — засыпая, пробормотал он. — Как хорошо, что из всех лесных деревьев ты выбрал колыбельное!
И пока ветер раскачивал замечательную люльку, Прутик погрузился в сон. К полуночи ветер разогнал облака и в лесу наступило затишье. Низкая луна снова показалась меж деревьев. Где-то вдалеке по ясному небу проплыл воздушный корабль на раздутых парусах.
Листва на деревьях Дремучего Леса сверкала и переливалась в лунном свете, как водная гладь. И вдруг в поднебесье мелькнула чья-то тень — тень живого существа, планировавшего над чащей.
У него были гребень на спине, острые когти и широкие, мощные и гладкие крылья, при каждом взмахе которых воздух, казалось, дрожал. Маленькая голова птицы была покрыта чешуйками, а на том месте, где должен располагаться клюв, торчал продолговатый хоботок. С клекотом и хриплым посвистом она проносилась над зарослями, и при каждом взмахе крыльев от нее распространялось исключительное зловоние.
Слабый свет луны почти не проникал в глубь чащи, но ничто не могло остановить это страшное существо. Из медно-желтых глаз твари струились яркие лучи, насквозь пронизывающие густую мглу. Она кружила над верхушками деревьев, делая виток за витком. Было понятно, что птица не бросит своей затеи, пока не найдет то, что ищет.
Внезапно сверкающие глаза на чем-то остановились: это было нечто большое, круглое и блестящее, свисавшее с бирюзовой ветки высокого колыбельного дерева. Издав пронзительный крик, тварь сложила крылья и камнем упала вниз. Затем, растопырив и согнув в коленях крепкие мускулистые лапы, она тяжело села на ветку и стала прислушиваться, склонив голову набок.
До ее слуха донеслось легкое дыхание. Птица вдохнула свежий воздух и всем телом задрожала от возбуждения. Она сделала неловкий шаг вперед. Затем еще один. И еще… Это существо было создано для того, чтобы летать, а не ходить. Но вот кувырок — и птица повисла вниз головой.
Вонзив когти в грубую кору, птица сунула голову в отверстие кокона. Вытянув полый хоботок с рогообразным отростком на конце, она ощупала внутренности кокона и еще пуще задрожала от предвкушения удачной охоты. Из ее горла вырвался булькающий звук, желудок сжался, и из отростка на хоботке струей брызнула зловонная желчь. Затем птица вытянула голову из отверстия.
Желто-зеленая жижа, извергнутая внутрь кокона, пенилась и шипела, и от нее поднимались гнилостные испарения. Прутик скривился во сне, но не проснулся. Ему снилось, будто он лежит на лугу рядом со звонким, кристально-чистым ручьем. А вокруг, покачивая красными головками и распространяя дурманящий аромат, цветут маки.
Все еще крепко цепляясь за ветку, птица теперь занялась самим коконом. Работая когтями и зазубринами на крыльях, она отдирала ниточку за ниточкой от плетеных комочков на валике, обрамлявшем вход, и заделывала ими дыру. И очень скоро кокон был наглухо замурован.
