—Он простит, — прошептал Джайлз. — Ты не виновата.
—Где женщина по имени Энн Хоукинс? — спросил Лазарус, и Джайлз посмотрел на него своими ясными серыми глазами.
—Тебе ее не найти.
—Прочь с дороги. Я войду в этот дом дьявола.
—Тебе ее не найти, — повторил Джайлз. Он на мгновение перевел взгляд за спину Лазаруса, на мужчин и нескольких женщин, собравшихся на поляне.
Джайлз видел смерть в их глазах — более того, жажду убийства. Вот она, власть дьявола, его работа.
И только во взгляде Эстер мелькнули страх и скорбь. И Джайлз сделал то, что должен был, потянулся к ней мыслью. Беги!
Девушка вздрогнула и попятилась, а он снова повернулся к Лазарусу.
—Мы знаем друг друга, ты и я. Освободи их, отпусти — это наше с тобой дело.
Глаза Лазаруса блеснули.
—Тебе конец. Сожгите колдуна! — крикнул он. — Сожгите дьявольский дом и все, что в нем есть.
Они пришли с факелами и дубинками. Джайлз пошатнулся под градом ударов, а также от волны неистовой ненависти — самого сильного оружия демона.
Его заставили опуститься на колени, и он почувствовал запах дыма от загоревшегося деревянного дома. В его голове эхом отдавались крики — их безумие.
Собрав остатки сил, Джайлз дотянулся до демона, сидящего внутри человека, вокруг черных зрачков, которого загорелся красный ободок — демон питался ненавистью, страхом, насилием. Джайлз чувствовал его злорадство, видел, как он наливается силой, уверенный в своей победе, за которой должно последовать торжество.
Джайлз бросился к нему сквозь дымящийся воздух, услышал, как Твисс закричал от ярости и боли, когда пламя вонзило свои зубы в его плоть, и крепко прижимал к себе, словно любовника, пока огонь не поглотил обоих.
И от этого слияния пламя вспыхнуло с новой силой, уничтожив все живое на поляне.
Огонь горел весь следующий день и следующую ночь, словно в адском чреве.
1
Хоукинс Холлоу
Мэриленд
6 июля 1987
Калеб Хоукинс стоял на симпатичной кухоньке милого домика на Плезант-авеню и изо всех сил старался сдержать недовольную гримасу, пока его мать составляла собственную версию провианта для похода с ночевкой.
По мнению матери, десятилетним мальчикам требовались свежие фрукты, домашнее овсяное печенье (кстати, довольно вкусное), полдюжины сваренных вкрутую яиц, пакетик крекеров «Ритц», превращенных в сэндвичи при помощи арахисового масла «Джиф», стебли сельдерея, морковка (фу!), а также громадные сэндвичи с сыром и ветчиной.
Ко всему этому прилагался термос с лимонадом, пачка бумажных салфеток и две коробки сладких пирожков «Поп-тарт», которые мать умудрилась втиснуть в корзинку для завтрака.
—Мама, нам не грозит голодная смерть, — жалобным голосом произнес Калеб, пока она с задумчивым видом стояла перед раскрытым буфетом. — Мы будем прямо на заднем дворе Фокса.
От этой лжи ему стало немного стыдно. Но мать ни за что не отпустила бы его, скажи он правду. А ему, черт возьми, уже десять. А если точнее, то завтра исполнится.
Франни Хоукинс подбоченилась. Привлекательная блондинка с голубыми глазами цвета летнего неба и модной завивкой, мать троих детей; Кэл, единственный сын, был ее любимцем.
—Дай-ка я проверю твой рюкзак.
—Мама!
—Милый, я просто хочу убедиться, что ты ничего не забыл. — Безжалостная в своей доброжелательности, Франни расстегнула молнию темно-синего рюкзака сына. — Смена белья, чистая рубашка, носки... хорошо, хорошо... шорты, зубная щетка. Кэл, а где лейкопластырь, который я велела тебе взять, и репеллент?
—Но мы же не в Африку собрались.
—Не имеет значения. — Франни характерным жестом отправила Калеба за недостающими вещами, а сама вытащила из кармана открытку и сунула в рюкзак.
Кэл появился на свет — после восьми часов и двенадцати минут тяжелейших родов — через минуту после полуночи. Каждый год ровно в двенадцать она подходила к его кровати, целую минуту смотрела на него спящего, затем целовала в щеку.
Теперь ему исполняется десять, а у нее не будет возможности соблюсти ритуал. От этой мысли в глазах защипало. Заслышав шаги сына, она отвернулась к безупречно чистой столешнице и вытерла выступившие слезы.
—Я все взял. Порядок?
Широко улыбаясь, Франни повернулась к нему.
—Порядок. — Она шагнула к сыну и провела рукой по его коротко стриженным мягким волосам.
В младенчестве он был светлым, подумала Франни, но волосы постепенно темнели и, в конечном счете, наверное, станут светло-каштановыми.
Как у нее, если бы она не пользовалась краской для волос.
Привычным жестом Франни поправила сползшие с переносицы сына очки в темной оправе.
—Не забудь поблагодарить мисс Бэрри и мистера О'Делла, когда придете туда.
—Не забуду.
—И завтра, когда будете уходить домой.
—Да, мама.
Она обхватила ладонями лицо сына и сквозь толстые линзы очков посмотрела в серые, как у отца, глаза.
—Веди себя хорошо. — Франни поцеловала его в щеку. — Счастливо. — Затем в другую. — С днем рождения, мой малыш.
Обычно Калеб обижался, когда мать называла его своим малышом, но теперь почему-то растрогался — ему было приятно.
—Спасибо, мама.
Он надел рюкзак, подхватил тяжелую корзину для завтрака. Как, черт возьми, он потащится через Хоукинс-Вуд с половиной бакалейного магазина на велосипеде?
Парни его просто засмеют.
Но делать нечего, и он понес корзинку в гараж, где на стене аккуратно — по распоряжению матери — был подвешен велосипед. Подумав, Калеб взял два отцовских эластичных шнура и привязал корзинку для пикника к проволочному багажнику велосипеда.
Затем вскочил в седло и поехал по короткой подъездной дорожке.
Фокс закончил пропалывать свой участок огорода и взял ведерко с раствором, который еженедельно приготавливала мать, чтобы отпугнуть оленей и кроликов от бесплатного шведского стола. Смесь из чеснока, сырых яиц и кайенского перца пахла так отвратительно, что Фоксу пришлось задержать дыхание, пока он разбрызгивал жидкость на грядки бобов и лимской фасоли, на картофельную и морковную ботву, на листья редиса.
Потом Фокс отошел в сторону, набрал полную грудь свежего воздуха и оглядел свою работу. Мама была очень строга насчет обязанностей в огороде. Говорила, что нужно уважать землю, жить в гармонии с природой и все такое.
Но Фокс знал: дело не только в этом. Требовалось довольно много еды и денег, чтобы прокормить семью из шести человек — и всех, кто придет в гости. Вот почему его отец и старшая сестра Сейдж стояли за прилавком, продавая свежие яйца, козье молоко, мед и домашнее варенье, которое варила мать.
