Будущие противники плечом к плечу шагнули вперед. Ворота распахнулись.
Арена была как золотой поднос. Блюдо для победителя. Яства на пиршестве Вер приготовит сам. Два гения в платиновых всполохах защитного поля кружили в бирюзовом небе над Колизеем. И Вер помахал им, как старым друзьям, заглянувшим в гости.
— Противники вооружены только мечами, — разносился голос из усилителей, перекрывая рев толпы. — Гладиатор Юний Вер снял нагрудник, поножи и защиту на руках.
Красавчик кинулся в атаку. Но меч рубанул воздух. Поворот, удар, и вновь Вер ускользает, а Красавчик сражается с тенью. Вер в доспехах быстр, как лесной зверь, без доспехов — молниеносен. Даже в первых рядах зрители не могут проследить за взмахом его руки. Но надо немного побаловать римлян, дать им зрелище, дать несколько томительных секунд борьбы, когда кажется, что может одолеть любой. В такие мгновения зрители ревут от восторга, мужчины вскакивают с мест, а женщины близки к обмороку.
Мечи скрещиваются в высоком блоке, Красавчик тянется вверх, а Вер ныряет и рубит по ногам. Но Красавчик достаточно быстр, чтобы перемахнуть через несущийся со свистом клинок, и зрителям кажется, что акробаты вышли на арену их позабавить.Красавчик, окрыленный первым успехом, пробует ударить Вера в шею, но клинок разит воздух — Вер давно выпрямился и со скучающим видом ждет новой атаки. Красавчик решает повторить прием Вера: он тоже бьет по ногам, рассчитывая свалить противника. Вер прыгает через клинок, будто упражняется в гимнасии.
Зрители кричат от восторга и страха, они еще не забыли, как Хлор подобным ударом отрубил Элию ноги.
Красавчик вновь атакует. Вер не парирует — он ускользает змеей, почти в открытую издеваясь над противником. Время разящих ударов не наступило, зрители еще не насладились красотой схватки до конца. Красавчик носится как сумасшедший, пыхтит как паровоз, машет мечом, лезет вон из кожи. А Вер даже не запыхался. Он забавляется… Вер понимает, что противнику унизительно столь несомненное превосходство. Но почему забавляться должны только зрители? Юний Вер тоже хочет повеселиться.
Бойцы расходятся.
Представление для зрителей закончено. Теперь все решит один удар. И Красавчик понимает это.
Гладиаторы вновь кружат по арене. В этот раз Красавчик боится атаковать. Он ждет, надеясь на прочность доспехов. Вер атакует. Красавчик парирует, но вкладывает в это слишком много силы — клинок Вера отскакивает, чтобы тут же обрушиться на голову неопытного бойца. Красавчик падает лицом в песок, но через несколько секунд приподнимается и оглядывает арену. Отличный шлем защитил его, как всегда. К нему спешат два служителя, одетые Меркуриями, в крылатых шлемах и крылатых сандалиях, чтобы вытащить за ноги с арены, а он должен изображать мертвеца. Красавчик не может вынести такого позора — он вскакивает и несется к выходу. «Меркурии» бегут за ним, но не могут догнать — мешают дурацкие сандалии с крылышками.
— Вер, Вер, Вер, — несется над Колизеем. Юний Вер поднимает голову. Гений Красавчика исчез. А его гений кружит и кружит над ареной.
Только гладиаторы видят гениев. Гай Элий Мессий Деций тоже видел сверкающую платиновую фигуру, парящую в вышине. И он стиснул зубы, чтобы заглушить вздох. С того дня, как Хлор отрубил ему на арене обе ноги, он нередко видел своего гения. Но Элий не любил вспоминать эти встречи. Порой у него появлялось чувство, что гений здесь и, спрятавшись поблизости, следит за бывшим подопечным. Чего-то ждет.
Три женщины сидели в первом ряду для простых граждан. Впереди располагались сенаторские ложи, и следующий ряд возвышался на несколько футов над головами отцов-сенаторов. Это были самые дорогие места в амфитеатре. Обычно билеты сюда покупали знаменитые актеры, «новые люди», разбогатевшие быстро и сомнительно, банкиры и хозяева оружейных заводов. Иногда здесь бывали дорогие куртизанки, и тогда в перерывах зрители пялятся не на акробатов и бестиариев
[5]
со зверьми, а на этих доступных и одновременно недоступных красоток, одна ночь с которыми стоила целое состояние. Но три женщины, одетые в белое, не походили на обитателей Субуры, хотя все три были молоды и необыкновенно красивы. Особенно одна, со сверкающими золотом волнистыми волосами. Ее палла
[6]
будто ненароком соскользнула не только с головы, но и с плеч, давая возможность зрителям полюбоваться на их совершенные формы.
— Не надо так демонстрировать свою красоту, детка, — сказала ее соседка, роскошная матрона в шелковой столе
[7]
, расшитой узором в виде павлиньих перьев. — А то зрители догадаются, кто мы.
— Ты слишком высокого мнения о людях, — заметила третья красавица с правильными, но слишком резкими чертами лица. Ее светлые, будто светящиеся изнутри глаза скорее могли оттолкнуть поклонника, нежели привлечь.
— Мне нравится тот, что выступал без доспехов, — улыбнулась златокудрая красавица, не подумав поправить паллу. — Он еще появится на арене?
— Он выиграл, — отвечала светлоокая. — Значит, будет сражаться во втором поединке.
— Мне казалось, что они должны выступать лишь по разу, — засомневалась матрона.
— Это в обычные дни, — пояснила светлоокая. — Когда они бьются за исполнение желаний. А сегодня гладиаторы сражаются только за приз. И значит, победитель будет один.
В этот момент на арену вновь вышел Юний Вер.
Трибуны взревели.
— Ставлю бокал нектара, что Вер победит за три минуты! — воскликнула златокудрая. — Кто хочет со мной поспорить?
— Я хочу, красавица, — воскликнул мужчина в тоге всадника во втором ряду.
Златокудрая красотка обернулась и смерила его снисходительным взглядом.
— А где ты возьмешь бокал нектара, когда проиграешь? — И она шепнула на ухо своей светлоокой подруге: — Так ты будешь со мной спорить?
— О нет, Венера! Ты же знаешь, я не делаю глупостей.
— Просто ты, Минерва, умеешь скрывать свои промахи. На то ты и богиня мудрости.
— Девочки, пожалуйста без имен, — одернула их матрона.
Поединок длился чуть больше минуты. Вер победил.
— Мы присудим ему приз сейчас или дождемся конца выступлений? — поинтересовалась светлоокая богиня.
— Куда ты торопишься, дорогая, у нас впереди вечность.
— В самом деле, дождемся последнего поединка, — предложила матрона, в которой никто не хотел узнавать богиню Юнону, и это ее задевало. — Иногда занятно понаблюдать за людьми. Они с таким азартом дерутся неизвестно за что.
— Признайся, он тебя волнует, — шепнула златокудрая красавица на ухо Минерве. — Взгляни, какие мускулы, какие великолепные плечи. Такой торс, изваянный из мрамора, может украсить любой храм. Неужели тебя нисколько не возбуждает мужская красота?
